Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…

– Слав, заходите, может, дети подружатся, а мы видак посмотрим, – вторил жене супруг.

И мы зачастили к Соколовым. В то время видеомагнитофон был редкостью, и мы стали постоянными зрителями невиданных доселе фильмов с Чарльзом Бронсоном, Брюсом Ли и прочими Николсонами. И в квартире Сереги образовался видеосалон, в который захаживали его друзья, мы. Иногда нам позволялось привести кого-то из своих знакомых. Хозяин радушно подливал гостям в бокалы вино и комментировал происходящее на экране, а жена его что-то там стряпала на кухне, и оттуда доносились аппетитные запахи и шкворчание мяса на сковородке. Выпивки бывало выше крыши, так как она была своеобразной платой-билетом за просмотр нового фильма из коллекции нашего барабанщика. Сервировка стола, нужно отдать должное Леньку, а может, Сереге за то, что он так ее воспитал, всегда была, как в лучших ресторанах Лондóна. Хрустальные бокалы для вина и напитков, набор вилок и ножей. Вспоминается один наш вечер, который чуть не закончился погромом хрустальной посуды.

Маленькое лирическое отступление.

Моя жена в годы своего студенчества, а закончила она школу-студию МХАТ как актриса, была ну очень взрывного темперамента. Особенно это касалось фильмов и театральных постановок. Она настолько погружалась во внутренний мир героев, когда смотрела кино или спектакль, что слезы и громкий заразительный смех были ее постоянными спутниками. Однажды, это еще в период нашего жениховства, мы отправились смотреть в кинотеатр «Мир» французский фильм «Двое в городе»… Два великих актера – Жан Габен, игравший полицейского, и Ален Делон в роли преступника – создали неповторимо правдивую историю, которая захватила всех зрителей. В конце фильма полицейский ловит преступника, того судят, приговор – смертная казнь. И наступает время, когда героя Алена Делона возводят на эшафот, ему разрывают рубаху, на экране показывают гильотину. Нервы зрителей напряжены, и вдруг Татьяна в голос начинает рыдать. Удар по нервам зрителей был даже более сильный, чем луч солнца, отразившийся от клинка гильотины. Шум в зале, кто-то кричит:

– Выведите эту истеричку…

Я в растерянности, пытаюсь уговорить свою еще не невесту Татьяну выйти на воздух. Она, размазывая слезы по щекам (слава богу, тогда она еще не красилась), кричит мне:

– Отстань, я должна это досмотреть до конца…

Когда мы выходили из кинотеатра, один из зрителей, увидев заплаканное лицо моей избранницы, сказал:

– Да, парень, повезло тебе…

Я до сих пор не пойму, что он имел в виду. Кстати, сейчас подобные проявления чувств я все реже вижу у моей уже жены. Может, раньше она хотела показать мне, какая она тонко чувствующая, а может, мы не те картины теперь смотрим, хотя всякие фильмы про «золото партии» и про Врангеля мы заставляли себя посмотреть. А на фильм «Новые приключения „Иронии судьбы“» так вообще в кинотеатр сходили и для лучшего понимания фильма жевали воздушную кукурузу.

А в тот раз у Соколовых должна была собраться шумная и пестрая компания. Было закуплено всяко-разно… Ленек кашеварила на кухне, а хозяин поставил нам триллер с Чарльзом Бронсоном в главной роли. Фильм назывался, по-моему, «Крик». Начиналось действие в одной из студий Лос-Анджелеса. Героиню фильма, которая смывала в дýше смрад тяжелого трудового дня, убивает, и, судя по количеству красной краски, разбрызганной в санузле, убивает весьма успешно какой-то отпетый негодяй. Собственно, сцена уже снята, и идет озвучка. И актриса, исполняющая роль убиенной, никак не может органично заорать, чтобы зрителю мороз по коже пустить. И ихний Станиславский в четвертый раз кряду не принимает работу, причем, прокручивая эпизод в очередной раз, режиссер «Крика» добился, чтобы мы в деталях рассмотрели героиню. Но ужаса все не хватает и не хватает. И тогда режиссер прекращает озвучание и отпускает актрису домой навстречу судьбе. А в это время в реальной жизни серийный убийца (а может, и несерийный) готовится в очередной раз пролить кровь. Он, почему-то голый, подбирает нужный инструментарий для своего негуманного поступка. Продемонстрировав бицепсы, трицепсы и прочие глютеусы (ну, по-нашему, задницу), наш красавец, наделенный недюжинным отрицательным обаянием, отправляется на «охоту», все-таки запаковав свой организм в какие-то необязательные одежды.

А в другой части города в эти минуты в помещение придорожного пивняка заходит только что уволившийся по собственному желанию из полиции еще один персонаж, которого играет Ч. Бронсон. И мы понимаем, что хеппи-энд обеспечен, но все равно интересно, как они дойдут до места, где произойдет основная схватка героев. Место, выбранное для съемки этой сцены, удивительно напоминает железнодорожную станцию «Мытищи» Ярославского направления.

И вот актрисуля, не умеющая органично кричать, наш бабаеб и Бронсон, взявший след, встречаются на этой станции. Маньяк, почему-то опять голый, гонится за гражданкой актрисой, у которой постоянно сползает лямка воздушного платьишка. Причем у насильника в руках здоровенный нож. А у героя Бронсона парабеллум, думаю этак 38-го калибра. Девка орет, на этот раз уже в тему… Где господа пассажиры и встречающие, непонятно, потому что эта троица гоняет по лестницам и перронам в гордом одиночестве, и расстояние между ними все сокращается…

А в далекой московской квартире около стола, нарядно сервированного хрусталем и мельхиором, сидели, ожидая гостей и застолья, я, моя жена и наша хорошая подружка Наташа Тургенева. Мы с Натальей не заметили, как моя женушка успешно телепортировалась в лос-анджелевские Мытищи, как взгляд ее стал стеклянным и во время одного из воплей героя или героини моя благоверная, словно ниндзя, взлетела над диваном и над нами с жутким криком. С тем криком, который наверняка бы устроил режиссера из фильма в фильме, и удар ногой сверху обрушился на «стол на загляденье». Удар, звон посуды (кстати, вы не поверите, но ничего не разбилось), и Татьяна продолжила досматривать фильм, не вернувшись в реальность. А Наташа Тургенева тихо заплакала, встала из-за стола со словами:

– Ну вас на фиг, ребята, с вашим кино, – и со слезами на глазах пошла на кухню к Леньку.

После подобных посиделок мы с Соколовым, пока наши женщины приводили квартиру в надлежащий вид, чаевничали и толковали о житье-бытье. Причем в основном говорил он, а я слушал. У меня в жизни все было более менее гладко, я стал известным артистом, обладавшим определенным запасом прочности как в творчестве, так и в бизнесе, если можно было так назвать то, чем я занимался. И мы говорили о стране, о тенденциях развития экономики и, как отдельное ее подразделение, обсуждалась «наша» музыка.