Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cамка cкорпиона

Дочитав, я собрался примкнуть к «нормальным», когда вдруг обнаружил между страницами книги Лебовиса сложенный лист из тетрадной бумаги в клетку. Я развернул.

Это был последний кроссворд Соломоныча.

Трудно сказать, зачем я его сохранил. Наверно, на память. Даже не предполагал, что этот лист будет единственным, что останется от секретной лаборатории. На меня взирали четыре слова.

ЛЮБОВЬ. ДЕНЬГИ. ВЛАСТЬ. ЭНЕРГИЯ.

По моей спине поползли насекомые. Я содрогнулся от щекочущего предчувствия – мысли, которая стремительно складывалась в мозгу. И вот сложилась.

Я понял, что имел в виду покойный завлаб.

И любовь, и деньги, и власть – единая сущность, неделимая, триединая в своих проявлениях, это три ипостаси одного и того же невидимого ядра – энергии человеческого взаимодействия. Где есть двое, там и взаимодействие. Где взаимодействие, там выстраивание отношений. При всем многообразии отношений между людьми, все они сводится к трем культовым идолам. Дружба, товарищество, искреннее самораскрытие, духовная близость, телесное единение; доверие, привязанность, партнерство, обмен, стремление хоть что-нибудь поиметь; коварство, интриги, натянутая дипломатия, ожесточение, открытое применение силы – все это, и еще миллионы самых разных оттенков, смыкаются в троицу: любовь, деньги, власть.

Господи, и сто́ило столько мучиться, чтоб осознать такую банальную очевидность? Энергия – вот и все настоящее содержание какого угодно межличностного феномена. Отсюда и счастье, и горе, и все эти драмы, проблемы, противоборства, победы и поражения.

Жизнь есть перетекание энергии, и любой конфликт – борьба за источник ее.

Хм… Звучит как религиозный догмат. Или – как фундаментальная формула. А ведь всякий человек, не зависимо от религиозности или учености, это знает глубинным инстинктом. Все его действия подчиняются необходимости. Он просто ищет, где бы разжиться энергией. Как любое животное. Вплоть до простейших. Таков абсолютный Закон Природы… Эх, Соломоныч, Соломоныч…

Не все слова можно свести в кроссворд. Да и не нужно. Истина не зависит от чьей-то способности схватить ее за хвост и – в клетку. Она – между слов, между строк. Даже неосознанная, она существует. В нашей душе. Она – то самое нечто, что сильнее нас, и чему мы не в силах противиться. Реальность этого «нечто» – не в словах, а в делах. И если уж называть вещи своими именами…

Нет, нет – в высшей степени все равно как назвать.

Утром Малыш подняла меня по тревоге. Сияло воскресенье начала нового учебного года. Нужно было купить учебники, тетради и всякий школярский хлам. Я требовался ей в качестве носильщика. Корпоративная машина стояла под окнами, но мне на ней ездить не разрешалось, а жена, понятное дело, сказалась больной. Пришлось мне, кряхтя, впрягаться. После полуночного бдения чувствовал себя нежизнеспособно. Родительский долг призывал к очередной жертве. А куда денешься? Детям важно не то, какие жертвы мы ради них принесли, а что конкретно смогли в жизни дать.

В магазине долго искали необходимое. Народищу – муравейник, осиный рой. Кто бывал на сентябрьских школьных базарах с родительской миссией – знает, та еще преисподняя. Загрузив корзину, я нацелился в очередь к кассе. Тут Малыш заявила, что ей нужно еще в «художку». В принципе, я был, скорее, «за». Но взглянув на выбор чтива, затеял критиковать. Я советовал взять что-нибудь из родной классики, ее же влекли какие-то бестселлеры, иноземных авторов, с аннотациями, вызывающими у меня подташнивание, и стилистикой текстов, ввергающих в эстетическую тоску. Начали спорить. Я пытался. Она упиралась. Я взывал к интеллекту. Она демонстрировала характер. Если уж откровенно, жаль было денег на этот модный печатный понос. А ей нравилось. Чертова баба, копия мамочки. В конце концов, фыркнула, что я ей, видите ли, мешаю, и было бы лучше подождать ее, мягко говоря, в отдалении.

Вот так мы и теряем наших детей.

Вручил ей корзину, пошел курить.

На улице меня встретила свежесть. И новые толпы народу. Я покуривал, а они всё валили, набивались, утрамбовывались в магазин. То были родители, в озабоченных их глазах остро тлела энергия, приносимая в жертву образованию, и учебники да тетради – только начало. Далее их ждало вымогательство на нужды родительского комитета, на подарки учителям, на охрану, уборку, ремонт, компьютеры нового поколения. А кто посерьезней, еще и вкладывается в репетиторов.

Плюнул, бросил бычок. Пора внутрь. Расплачиваться-то – мне.

Пока я курил, успела запропаститься. В раздражении начал ее искать. Мелькали лица, чужие, ненужные, некрасивые. И вдруг я увидел. Словно впервые. Девушка средь толпы. Одинокая и прекрасная. Моя дочь.

Она стояла, склонив голову к книге. Уж не знаю, что она там читала, но мгновенный ее образ, фигура, лицо – кольнули меня в грудь хмельным жалом. Невольно залюбовался… Совсем уже взрослая. Скоро начнется. Мужчины, готовьтесь. А вернее всего – бегите. Как ее мамочка в свое время скрутила меня, так и она кого-нибудь скрутит в дугу. Я расплылся в улыбке.

Неожиданно ощутил: моя злоба – ненастоящая. Как и мои попытки воспитывать, назидать, вдалбливать, быть строгим отцом. А настоящее – нечто прямо противоположное моему раздражению и всем никчемным словам.

Неужели, я ее просто… люблю?

Ведь истинная любовь – это любовь к жизни, такой, как она есть, во всех проявлениях, – а не к своим иллюзиям относительно жизни. В сущности, любовь к женщине – средоточие любви к жизни. А любовь к детям – и есть любовь к женщине. Замкнутый круг… И конечно, любовь – это бесконечная жертвенность. И, конечно, Малыш не способна мою жертву понять. Юность эгоистична. В юности кажется, будто ты – центр мира. Только с годами сознаешь, что ты – лишь крупица. А осознав, становишься на распутье… Еще имеется немного энергии. Хочется оттянуть. Но, в конце концов, взрослому человеку приходится делать выбор: растратить энергию на себя – или вложиться в продление жизни.

Я вкладываюсь в Малыша.

Если это не власть любви – то что же?

Увидела меня. Улыбнулась. Подошла, всучила корзину с книжками. Я поморщился от того, что она набрала, и ойкнул от внезапно пригнувшей тяжести. К счастью, кажется, всё. Встали в очередь кассе.

Она вдруг опомнилась, что ей еще нужно в отдел «ди-ви-ди».

Сил моих человечьих на все это не было. Я молчал. Многозначительно и свирепо. Она даже и не заметила. Махнула хвостом и исчезла, оставив перевариваться в собственной ядовитости. От нечего делать стал развлекаться абстрактными размышлениями. В данном случае, «нечего делать» во всех смыслах. Мне нечем было заняться, я не мог бросить очередь, и не мог отказать дочери в ее глупостях – ибо люблю.