Татьяна Осипцова - Сметенные ураганом

– Был бы известный – знала бы!

– Известный, известный… И вы наверняка знаете. Просто не может быть, чтоб не знали: «Кортик», «Бронзовая птица», «Приключения Кроша».

Света вспомнила эти книжки. Точно, там тоже про Арбат было. Так это опять детское?

– Отстаньте от меня со своими детскими книжонками! – возмутилась она.

Качая головой, Шереметьев расхохотался:

– Только не ляпните где-нибудь, что «Дети Арбата» детская книжонка – опозоритесь! Это очень серьезная вещь о тридцатых годах, о том, как начинались сталинские репрессии.

– Вот уж счастье, про политику читать! – фыркнула она, отворачиваясь.

– Книга не только об этом. Роман о жизни, там и про любовь есть. Почитайте, а потом мы с вами поделимся впечатлениями.

«Только мне и дел, что книги читать! И как он раскусил, что я ничего не читаю? Надо пролистать книжку, чтобы представление иметь», – подумала Света, а вслух раздраженно высказалась:

– Все прямо рехнулись с этой гласностью, только о литературе и говорят! Тетя Поля рассказывала, у них на работе подписку на «Новый Мир», «Иностранку» и другие журналы разыгрывают, а потом в очередь становятся к счастливчику, почитать. Ей достался какой-то толстый журнал, так она на почту за ним ходит – из ящика-то мигом упрут!

Юрий глядел с усмешкой.

– Ладно, покончим с литературой, если вам неинтересна эта тема. Лучше расскажите, как прошла встреча героя. Я имею в виду, как вы с ним встретились, все остальное мне тетушка с Машей рассказали. Вам удалось склонить Улицкого к адюльтеру?

– К чему? – не поняла Света.

– К измене, мой будущий гуманитарий. Ну, так как, удалось?.. Вижу, что нет. Но что-то все-таки было… Представляю, сколько усилий вам пришлось приложить, пытаясь сорвать с его уст хоть один поцелуй.

«Экстрасенс он, что ли?» – пронеслось в голове, а вслух она неожиданно для себя самой выпалила:

– Не один, а два!

– Ого! Я вас недооценил. Впрочем, нет – я подозревал, что вы станете продолжать попытки добиться своего, но надеялся на стойкость нашего воина-интернационалиста.

– Не смейте говорить о нем в таком тоне! – нахмурилась Света.

– Я вообще могу о нем не говорить… сегодня. Давайте поговорим о вашей подруге. Она беременна, или мне показалось?

– Кто? Манюня?.. С чего вы взяли?

– Она бледная до синевы.

– Она болела.

– Маня не съела за столом ничего жирного, хотя всегда любила и ветчину, и палтус. Даже от торта отказалась, грызла сухое печенье. И, несмотря на то, что тоскует по мужу, у нее глаза сияют. Вы что, слепая? Уж если я заметил…

Света замерла. Она припомнила, в последнее время Манька действительно почти не ест, отказывается от завтраков, обходится кашами. Все они едят в основном каши при том скромном наборе продуктов, что водятся в доме. Но сегодня-то Манюня могла отвести душу!

– Света, ну что вы встали посреди улицы?

Она, нахмурившись, вновь покатила коляску, а он зашагал рядом, с иронической улыбкой поглядывая на нее.

– Что, это путает все ваши карты?

От высказанной Шереметьевым догадки мысли в голове смешались. Манька беременна… Неужели правда? Но ведь тогда… Тогда для нее все пропало. Она знает Михаила – порядочности у него на троих. Из чувства долга он поперся за товарищами на войну, и тот же долг не позволит ему бросить жену с ребенком. А может, Шереметьеву показалось? Надо спросить у Маньки, жить в неизвестности невозможно.

– Судя по вашему лицу, в мыслях вы уже развели своего возлюбленного, – прервал ее размышления Шереметьев. – Вы успели о чем-то договориться?

Света упорно молчала.

– Светочка, не пора ли отказаться от иллюзий? Зачем проводить свою молодость в мечтах о несбыточном? Вы ведь понимаете, что Улицкий не бросит жену, тем более с ребенком.

– Может, и нет еще никакого ребенка…

– Поспорим?

– Не собираюсь! – отрезала она.

– Когда уверитесь в том, что я прав, советую пересмотреть свои цели.

– Какие еще цели?

– Единственная ваша цель, как я понимаю, – добиться любви молодого Улицкого.

– А если мне не надо ее добиваться? – возразила она запальчиво.

– Он опять сказал, что любит вас каким-то особенным образом, не так, как Маню?

«Люблю, хотя и не должен», – вспомнилось Свете, и она вздохнула.

– Впрочем, каждый мужчина, глядя на вас, Светочка, должен испытывать чувство… – Шереметьев сделал паузу, подбирая слово. – Раньше это назвали бы вожделением. «А я говорю вам, что каждый, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем», – процитировал он с пафосом.

– Что за чушь вы несете!

– Это не чушь, а евангелие от Матфея.

– Еще посоветуйте мне евангелия почитать… – раздраженно прошипела она.

– Я и сам не читал, если честно, – с усмешкой признался он. – А эта фраза из «Отца Сергия» Толстого мне показалась очень мудрой и почему-то запомнилась. Мужчина, если он не импотент, готов любить первую попавшуюся хорошенькую женщину. А уж такую соблазнительную, как вы… Вот и Улицкий был готов, только смелости не хватило.

Света кинула на него гневный взгляд и угрожающе предупредила:

– Если вы не перестанете говорить подобные гадости…

– Все, перестаю. Так когда мы с вами встретимся?

На прямой вопрос, который задала ей Света, Маня кивнула со счастливой улыбкой.

– Я уже Мишеньке написала. Он так обрадуется! Он говорил, что ему все равно – сын или дочка, но я чувствую, это будет мальчик, как у тебя. Правда, здорово? Надеюсь, войска выведут до того, как он родится, и Миша успеет… Светочка, что с тобой, ты не рада?

– Рада, – отозвалась она упавшим голосом и кинулась в свою комнату. Оттуда донеслись рыдания.

Растерянная Маня нерешительно поскреблась в дверь.

– Светочка, что с тобой?

Тетя Поля вышла из кухни.

– Что случилось? Почему Света плачет?

Маня покаянно вздохнула.

– Опять я повела себя бестактно. Я сказала, что надеюсь, Миша вернется к тому времени, как родится ребенок…

– Какой ребенок?..

– Я беременна.

Полина Григорьевна кинулась обнимать племянницу:

– Манечка, умница моя, вот счастье-то… Что ж ты молчала? Какой срок?.. Ой, что я как дурочка? Ясно же, какой срок! Милая моя, до чего же я рада!

И они забыли о Свете, которая тихо выла, кусая зубами подушку, оплакивая свои несбывшиеся мечты.

Наутро после бессонной ночи Света успокоилась. Бесполезно думать об этом непрестанно, если она ничего не может изменить. Придется свыкнуться с мыслью, что Михаил навсегда останется с Манюней. Что ж, она все равно будет любить его, любить бескорыстно, со стороны. Он ведь не виноват, это все Манька… Как она гордится своей беременностью, радуется, всем подряд об этом рассказывает.

«Аура! – шипела Света про себя. – Нашла чем гордиться! Пока тебя только токсикоз мучает, а скоро живот на глаза полезет, спина станет разламываться, на лице появятся пигментные пятна. Ты и так-то красавицей никогда не была, а теперь и вовсе уродиной станешь… То-то Мишенька на тебя такую полюбуется! А меня он увидит красавицей. Шереметьев подарил мне сумку, туфли и платье – французская модель, между прочим. И пусть Миша будет твоим мужем, а любить и хотеть – или как там, вожделеть? – он станет меня, а не тебя».