Татьяна Осипцова - Сметенные ураганом

Дверь в шестидесятую квартиру оказалась железной, с множеством замков. Ей долго не открывали, рассматривали в глазок, спрашивали, кто такая. Наконец дверь распахнулась.

Станислав Андреевич, мужчина лет сорока-сорока пяти, был небольшого роста, на голову ниже Светы, но при этом широкоплечий, грузный, с квадратным телом.

– Лицо ваше мне знакомо, – медленно проговорил он, глядя на нее снизу вверх. – Вы племянница Полины Григорьевны?

– Я вдова ее племянника. Светлана Григорьевна Ганелина.

– Ну что ж, это хорошо, что вы пришли. Пройдемте в кабинет.

Расположившись за письменным столом, коротышка-адвокат сразу стал выглядеть весьма солидно.

– Насколько я понимаю, Светлана Григорьевна, – начал он, – вы в курсе, что ваша тетка должна мне большую сумму денег?

– Слишком большую, – мрачно поправила Света.

– Нет, не слишком. Все честно. Я по профессии адвокат и всегда действую по закону. Именно девятнадцать тысяч восемьсот пятьдесят долларов должна вернуть мне Полина Григорьевна.

– Откуда взялась такая сумма, если она занимала три тысячи? И еще, она просила рубли, а вы всучили ей доллары!

– Но она ведь не отказалась? И подписала договор займа. Можете посмотреть. – Он порылся в ящике и протянул через стол бумагу. – Есть и расписки. Закон разрешает давать расписки на сумму, эквивалентную тысяче долларов. Первые три датированы ноябрем 1992 года. Потом ваша тетушка не отдавала деньги, а проценты росли, и она писала еще расписки. Я человек честный и законы знаю. В договоре прописаны проценты, но без расписок он был бы фикцией. Можете проверить: двадцать расписок за подписью Полины Григорьевны Ганелиной.

Света держала в руках договор, пытаясь вникнуть в смысл печатных строчек.

– А почему такие сумасшедшие проценты? Вам не стыдно обворовывать бедную женщину, живущую на одну пенсию?

– Не стоит меня оскорблять, – невозмутимо ответил хозяин кабинета. – Во-первых, не сумасшедшие, семь процентов ежемесячно – обычная ставка для долларовых займов. Во-вторых – ваша тетушка собиралась нажить значительно больше. Ее ведь вы не осуждаете? И, в-третьих – Полину Григорьевну никто не заставлял подписывать договор. Она прочитала его, все поняла и подписала. Уверяю вас, она была в здравом уме и твердой памяти.

«Зато я скоро в дурдоме окажусь», – подумала Света, перебирая теткины расписки.

– Итак, что мы будем делать? – вывел ее из транса адвокат.

Вздохнув, она спросила:

– Вы понимаете, что у моей тети нет таких денег?

– А вы думаете, это меня должно волновать? Срок договора займа истек, я могу подать в суд.

– Подавайте, – бросила Света, собираясь вставать. – Пока суд да дело…

Даже она, никогда лично не сталкивавшаяся с судебной системой, понимала, что это процесс длительный, и вряд ли присудят что-нибудь, кроме выплаты части теткиной пенсии.

– Зря иронизируете, уважаемая, – без улыбки заметил адвокат. – Во-первых, у меня связи, и мой иск рассмотрят быстро. Во-вторых, я человек опытный и смогу представить дело так, что вашу родственницу обвинят в мошенничестве, а это уже не гражданская, а уголовная статья. И тетушка ваша окажется в тюрьме.

Света от возмущения онемела. Тетю Полю – к уголовникам?

– Я сумею доказать, что Полина Григорьевна Ганелина брала у меня взаймы, не предполагая отдавать деньги, – вкрадчиво заверил Станислав Андреевич, – а это классифицируется как мошенничество.

– Да как вам не стыдно? – гневно воскликнула она.

Ни один мускул на лице адвоката не дрогнул. Голос его звучал ровно:

– На самом деле мне не хочется доводить до суда. Я очень надеюсь, что ваша тетушка или вы вернете деньги.

– Да откуда я их возьму? – простонала Света. – У нас всего две зарплаты, две пенсии и одна стипендия на семерых! И больше ничего нет!

– Это только кажется, что ничего нет. У вас есть приватизированная квартира, – проговорил он почти ласково. – На данный момент она стоит тридцать три тысячи долларов. Если через месяц не принесете мне двадцать тысяч – я у вас ее заберу и верну вам разницу в десять тысяч долларов. За эти деньги вы сможете купить вполне приличную однокомнатную квартиру.

– Как это вы ее отберете? – возмутилась Света.

– Поверьте, есть способы. И очень скоро вы это узнаете. Я думаю, вы все поняли? Разрешите вас проводить.

Светлана была настолько выбита из колеи, что не заметила, как очутилась в своей квартире. Она готова была убить старуху, по своей глупости загнавшую семью в долговую яму, и в бешенстве бросилась к комнате тетушки, но на пороге, приложив палец к губам, ее остановила Маня.

– Т-сс, там врач. У тети давление очень высокое, боюсь, придется в больницу класть.

Глядя на встревоженное лицо подруги, Света не решилась сказать, что натворила тетя Поля. А ей необходимо было излить душу, располовинить еще одну ношу, навалившуюся на измученные плечи. С мамой поговорить? Бессмысленно. Только разволнуется, еще и у нее давление подскочит… Сонька с институтом в колхозе. Слава богу, теперь студентов не даром гоняют, а за деньги, пусть и небольшие. Миша? Он вот-вот придет с работы… Ну, конечно же, Миша! Он придумает что-нибудь, ведь он мужчина. Не может быть, чтобы он не придумал.

Встав у окна, Света смотрела во двор, пока из подворотни не показалась высокая, слегка сутулая фигура. Накинув кофточку, она выбежала из квартиры.

– Света? – удивился Михаил, увидев ее на лестничной площадке. – Уже на работу?

– Нет. Нам надо поговорить.

– Светочка. – Он старательно отводил взгляд. – Не надо нам с тобой…

– Я не об этом. Отойдем в сторону.

Она потянула его за руку к площадке между этажами и затащила в угол за выступом стены.

– Миша, у нас беда. Тетя Поля задолжала огромные деньги…

И она, сбиваясь на проклятия в адрес тетушки и гнусного адвоката, рассказала все. Он слушал печально, глядя мимо.

– Миша, что делать-то?

– Я не знаю, – покачал он головой.

– Как – не знаешь? Придумай что-нибудь!

– Я ничем не могу помочь, Светочка. Я банкрот.

– Да понятно, что у тебя денег нет. Придумай, как их найти!

– Света, я банкрот не только в смысле денег. Я кругом банкрот. У меня нет приличного заработка, нет связей, нет перспектив… Я вообще не понимаю ничего в этой новой жизни. Я не вписываюсь в нее! Не приспособился и не знаю, сумею ли… Вот ты сказала – двадцать тысяч долларов – квартира стоит тридцать три. А я до сих пор не представляю, что квартира может стоить таких денег. Вообще не понимаю, как она может что-то стоить, если нам ее предоставило государство… Я восемь месяцев как вернулся, а многих слов не знаю. Они появились без меня. И вся эта жизнь с ее погоней за деньгами, бесчестностью, беспринципностью, равнодушием, насилием – она мне непонятна и чужда! Я как инопланетянин в этой стране. Со мной люди на работе разговаривают, а мне хочется крикнуть: очнитесь, что вы делаете, как вы живете?