Юлия Монакова - Говорят, под Новый год…

– Я за рулём, – отказалась Юлька, – так что пить не буду, да и не любитель я этого дела… А вот есть хочу – просто умираю, за весь день только бутерброд с сыром и перехватила в редакции… – она полистала меню и обратилась к подскочившему расторопному официанту:

– Мне, пожалуйста, рыбу-гриль с лимонным кремом.

До Андрея, наконец, дошло, что это не глюк – живая, настоящая Юлька сидит сейчас рядом с ним (он чувствовал боком её тепло), смеется и что-то живо рассказывает. На Андрея она больше не смотрела, словно он был ей интересен лишь в плане свободного стула; она затеяла увлечённый разговор с Тимохиной. Ему стало обидно – неужели же он совсем ничего для неё не значит? А как же десять лет школьной дружбы? И тем не менее, он жадно любовался ею – да, она всё-таки слегка изменилась, стала ещё красивее, стильнее, изысканнее… И всё же до отчаяния была похожа на саму себя.

Заметив его пристальный взгляд, Юлька повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Что, Андрюш? – ласково спросила она, приподняв красиво очерченные брови. Это знакомое обращение «Андрюш», произнесённое её голосом, резануло его как ножом. Он непроизвольно поморщился, как от сильной боли, а затем виновато улыбнулся ей в ответ:

– Да вот, просто… Соскучился. Давно тебя не видел…

– Десять лет, – спокойно кивнула Юлька.

– А я так хорошо всё помню, будто это было вчера, – глухо пробормотал он, надеясь, что она не расслышит, и кляня себя за то, что говорит ужасные пошлости – как в сентиментальном кино. Слава Богу, хоть голос не дрогнул, иначе впору было бы сгореть со стыда. Юлька серьёзно взглянула ему в лицо и кивнула:

– Я тоже.

– Как ты живёшь? – спросил он.

– Хорошо, – она едва заметно улыбнулась. – Я хорошо живу, грех жаловаться. А ты?

Он пожал плечами:

– Да и я вроде нормально…

Идиотский какой-то получался разговор. Словно два чужака тщетно пытались найти общую тему, но им просто не о чём было говорить.

– Мама умерла два месяца назад, – вдруг зачем-то сказал он. – Рак…

Юлька ахнула:

– Да ты что? Тётя Люба? Господи, какой ужас, соболезную, Андрюша…

Ему было приятно слышать это – он видел, что Юльке по-настоящему жаль, её сочувствие было искренним.

– Ты потому и прилетел в Россию? – помолчав, спросила она.

– Да-а-а… – протянул он неопределённо. – Правда, у меня ещё месяц отпуска. Осталось уладить кое-какие юридические формальности.

– Понимаю, – она кивнула. Оба замолчали надолго, но теперь в этом молчании не было неловкости. Андрей продолжал исподтишка рассматривать её, словно стараясь запомнить лицо до мельчайшей чёрточки. Это образ он будет хранить в сердце следующие десять лет… А может, и больше. Кто знает – увидятся ли они ещё когда-нибудь? Нет, он всё-таки напрасно выпил столько вина – в голову лезут какие-то слезливо-сопливые романтические бредни. Подумать только – «будет хранить образ в сердце», ужас, ужас!

– Ты ходишь на все встречи одноклассников? – спросил он просто для того, чтобы что-то сказать. Юлька кивнула:

– С тех пор, как мы завели эту новогоднюю традицию, – регулярно хожу. Приятно видеть всех снова вместе, словно и не было этих послешкольных лет. Иллюзия остановившегося времени. И, чем чаще видишься – тем меньше замечаешь произошедшие с другими перемены, они не так в глаза бросаются… – добавила она.

– Тебя тут все ждали в связи с Гришиной, – вспомнил он. – Говорили, что вы очень дружны… Хотели расспросить о её семейных делах.

– Не дождутся! – фыркнула Юлька. – Я не сплетничаю о своей лучшей подруге.

– Там действительно есть, что обсудить? – удивился Андрей. – Уж такая роковая история?

– Ну хорошо, – она подвинулась к нему поближе, и у него сладко заныло в груди, – тебе скажу. Но только тебе. Ты не станешь ставить диагнозов, и вообще – скоро уедешь…

– Мне можно рассказать всё, как священнику на исповеди, – неуклюже пошутил Андрей, пытаясь юмором, как конфеткой, заесть горечь слов «ты скоро уедешь».

– Вера влюбилась, – сказала Юлька просто. – Нет, не так – она полюбила по-настоящему. Её сын Степан был тогда совсем малышом, и они с мужем не хотели ранить мальчика. На протяжении четырёх лет она забирала ребёнка из детского сада после работы, приходила домой, готовила ужин, кормила мужа и сына, укладывала ребёнка спать, потом садилась в машину и ехала к любимому. А утром возвращалась, кормила ребёнка завтраком и вела в сад… Степан считал, что в его семье всё, как раньше. Целых четыре года! – Юлька помолчала. – Когда я представляю себе, как она, уложив спать сына, снимала ночную рубашку, одевалась и уезжала в ночь – у меня ком в горле… Вера говорит, что не могла иначе, ей просто снесло голову.

– А сейчас? – спросил Андрей. Юлька вздохнула.

– Сейчас все точки над «ё» расставлены. Степан ходит в школу, Вера занимается официальным оформлением развода. Её муж – известный питерский адвокат Антон Головин, и, конечно, он старается сделать всё возможное, чтобы она трижды пожалела о своём поступке. Он просто… Очень сильно её любит, – Юлька отвернулась.

– Любовь оправдывает всё? – грустно спросил Андрей. Она посмотрела ему в глаза и тихо ответила:

– Я не знаю, Андрюша… Видит Бог – я не знаю.

Юлька засобиралась домой так же неожиданно и быстро, как появилась.

– Князева! Обижаешь! Ещё часок со старыми однокашниками! Когда ещё так все вместе соберёмся? – рычал неугомонный Наумов, но она была непреклонна:

– Ребят, с вами чудесно, но мне правда пора. На работе сегодня вымоталась, а ведь мне ещё на кухне плясать, на новогодний стол метать, семью кормить… Стасинька, а тебе, кстати, уже хватит пить, – заметила она мимоходом. – Ну, всё, пока… Меня ждут!

Она улыбнулась напоследок, небрежно махнула ладошкой и упорхнула. Андрей даже не успел опомниться. Была она – и нет её. Сердце сжалось, и он уже знал, что скоро придёт боль – сильная, нестерпимая… Да, он всё ещё любил её, это он понял совершенно ясно. Но у неё другая семья, и ему придётся жить с этой мыслью дальше…

– Ну ты даёшь, старик! – он опомнился от того, что Наумов с силой похлопывал его по плечу. – Что ж ты её упустил? Это ж Князева! Забыл, что ли? А я думал, у вас в школе всё было серьёзно… Даже провожать не поехал даму сердца, эх ты!

– Она же на машине, – растерянно пробормотал Андрей, не понимая, чего от него хотят. – К тому же, боюсь, её мужу мои провожания явно не понравились бы…

– Какой муж, ты что?! – Стас радостно заржал. – У кого? У Князевой?

– А что? – совершенно сбитый с толку, переспросил Андрей. – У неё же был муж…

– Был – да сплыл! Муж объелся груш! – Стас продолжал хохотать; он действительно порядком перебрал. Андрей встряхнул его за руку, очень взволнованный: