Елена Минкина-Тайчер - Там, где течет молоко и мед (сборник)

Полный бред! Никого не уговоришь, девчонки не поедут с чужой теткой, малышку от матери не оторвешь. К тому же Ирэна вполне может захотеть своего собственного ребенка. Этого как раз тебе и не хватает, старому идиоту!

В квартире стояла привычная духота. Распахнул окна, врубил оба вентилятора, но без особого эффекта. Из открытых створок тянуло жаром – зелени мало, каменные стены прочно прогрелись за лето. Вот в Венгрии и отдохнешь, там точно будет прохладнее. Сбросил одежду прямо на пол, встал под прохладный душ – немного полегчало. Одно преимущество – можно ходить голым по дому. Занавески так и не собрался купить, но все равно никто не видит, окна выходят на стройку. Черт их знает, сколько можно строить один дом! Вечная пыль, кран с семи утра начинает греметь, даже в пятницу что-то бухает. Не мешало бы приготовить нормальный ужин, уже тошнит от одного вида хумуса и готовых шницелей. Решил сварить картошку, но не нашел ни одной чистой кастрюли, раковина как всегда завалена грязными чашками, кофейные разводы на плите. Посудомоечную машину, конечно, можно купить, но потом нужно разрешение хозяина на подводку. Ладно, какая еда в такую жару! Нехотя прожевал булку с сыром, запил колой из холодильника, босиком прошлепал в спальню и плюхнулся на матрас.

И тут из пустоты опять появилась Ольга. Горячие губы вплелись в рот, заполнили дыхание острым пьянящим вкусом, горячие мягкие руки заскользили по телу, сначала легонько погладили лицо, шею, грудь, потом все смелее и бесстыднее спустились на живот, бедра, принялись все жарче и сильнее сжимать и гладить его тело, уже невозможно терпеть, но она вдруг разжимает объятья и опрокидывается на спину, раскинув точеные руки и ноги, разметав тяжелые влажные кудри – пожалуйста берите ее всю, – жадные губы, маленькие, идеальной формы груди, плоский горячий живот. Чертово наваждение! Можно сколько угодно запрещать себе воспоминания, можно наплевать, проклясть, вычеркнуть из жизни, но как забыть ее жаркий стон, дрожащие колени, горячие капли пота между грудей. И лукавый манящий взгляд, который вдруг настигает тебя на конференции, или в разговоре с шефом, или за обедом с коллегами, и ты забываешь все слова и все темы, и только мычишь как идиот, и стараешься не смотреть в ее сторону, и все равно смотришь, и уже все замечают, и некуда деться от неловкости, и нет воздуха, и некуда сбежать от этих бесстыдных зовущих немыслимых глаз.

На следующий день с утра позвонил в турагентство. Дорит оказалась на месте, уже лет десять заказывал билеты только у нее, по крайней мере, все сделает вовремя и за разумные деньги. Как мало профессионалов в стране, диву даешься, откуда берутся эти тупые толстые девчонки с полуоткрытыми ртами и густо намазанными глазами? Да еще прилепят ногти на полметра, так что с трудом попадают на клавиши компьютера. Он бы своим детям никогда не разрешил такую косметику. Много тебя спрашивают твои дети! Майя в последнюю встречу вообще не сказала ни слова, а Рони хоть и отвечала про школу и экзамены, но ни разу в глаза не посмотрела. Забралась с ногами в кресло и только грызла палец, как в детстве, когда ее что-то очень пугало.

Заказал билеты и отель на пять ночей. Какой-то «Меркурий Корона», Дорит уверяла, что очень приличный отель, многие израильтяне останавливаются. Значит, наверняка встретишь парочку бывших больных или просто знакомых, что еще хуже. Ладно, наплевать на все! По дороге с работы думал купить путеводитель по Будапешту, но не хватило сил после многочасового стояния в операционной. Ничего, всегда есть карты в отеле, не бог весть какая заграница. Можно было, конечно, расспросить Старика, все-таки он родился в этом городе, прожил двадцать лет, но еще не прошло вчерашнее раздражение.

Две следующие недели оказались очень напряженными – шеф, как всегда, в августе свалил на конференцию, начался ремонт в малой операционной, ушла рожать опытная медсестра. Йоланда с малышкой уехала к родителям в кибуц, старшие жили одни, крутились на своей глупой работе. Кажется, они теперь вкалывали в кафе на набережной, опять жуткие пивные кружки, неподъемные миски с салатами. Бесполезно уговаривать, только нарывался на лишние обиды. Пару раз звонил Ирэне, думали сходить в кино, но все не получалось – то она дежурила, то он, то не было подходящего фильма. Про отпуск с ней так и не решился заговорить, хотя было совершенно непонятно, куда ехать одному и как жить дальше.

Рейс оказался утренним, но это только так называлось. Если самолет вылетает в семь, значит, не позже пяти ты должен быть в аэропорту, значит, нужно выезжать ночным поездом из Хайфы, иначе попадаешь на перерыв. Гонять машину и потом бросать ее на неделю под палящим солнцем не очень хотелось, да еще кучу денег заплатишь за стоянку.

Старик собрался сам, зачем-то напялил шляпу и даже попытался тащить чемодан, но где ему было справиться, хорошо хоть не падал со своей палкой. Никакого покоя от него не было – то принимался проверять часы, то боялся пропустить станцию назначения, всю последнюю остановку стоял в проходе, качаясь как маятник. Не хотелось кричать и объяснять, что почти все пассажиры выходят в аэропорту, голова гудела от бессонной ночи, и опять накатили раздражение и тоска – куда они едут, зачем? Потом долго плелись к паспортному контролю, отвечали на стандартные вопросы дежурных из охраны – откуда прибыли, кто помогал собирать вещи, не просили ли передать подарков. Отец уже еле держался на ногах, хорошо хоть на длинном перегоне к посадке их подвезла машина для инвалидов. Сто раз обругал себя за то, что поддался капризам беспомощного, выжившего из ума Старика. Потом наконец сели в самолет, он быстро задремал и проспал весь трехчасовой рейс, даже не заметил, когда раздавали завтрак. Но Старик был бдителен и потребовал, чтобы завтрак выдали сухим пайком, так что в результате ему пришлось тащить оба чемодана, шляпу отца и еще глупый бумажный пакет с ручками.

Следующая история началась в отеле, потому что Старик вдруг придумал, что им нужен одноместный номер. Разница составляла 15 долларов за ночь, дежурная категорически отказывалась менять заказанный номер и возвращать деньги, но отец что-то упорно бубнил на венгерском, вздыхая и размахивая шляпой. Дежурная тоже вздыхала, притворно улыбалась, трясла головой в кудряшках, он понял, что сейчас прикончит их обоих, бросил кредитную карточку на стойку и ушел к лифту. Номер оказался неожиданно уютным и красивым, с хорошей кроватью и просторной чистой ванной. Минут через пятнадцать принесли чемоданы и ввели еле живого Старика, в руке он крепко сжимал спасенные семьдесят пять долларов.

– Что ты вытворяешь?! С какой стати одноместный номер, если мы приехали вдвоем? Ты соображаешь хоть что-нибудь?!