Надежда Беленькая - Рыбы молчат по-испански

Ксения отворяет тугую стеклянную дверь, и они входят в вестибюль, который кажется продолжением площади. Никого нет, стены пахнут сырым ракушечником. Поднимаются на четвертый этаж. Входят в кабинет – Нина не успела прочесть надпись на табличке. Испанцы улыбаются, по очереди жмут руку устремившейся им навстречу толстухе в малиновом, похожей на полководца Кутузова, вежливо интересуются, как у нее дела. К Нине чиновница обращается неожиданно резко:

– Паспорт ваш дайте.

– Вот, пожалуйста, – Нина протягивает паспорт.

– Что это? Не пойму ничего!

– Это заграничный паспорт. – Нина смутилась. Она предупреждала Ксению, что ошиблась и, выходя из дома, вместо гражданского паспорта прихватила заграничный. – Российский случайно остался дома. Простите.

Чиновница вся подобралась, как спаниель, учуявший утку, и смотрит на Нину враждебно, сузив глаза:

– Вы что, иностранная гражданка?

– Нет, я гражданка России.

– Тогда почему паспорт заграничный?

– Так это тоже российский паспорт. Обыкновенный. Подтверждает личность. Вот, смотрите: имя, фамилия, – оправдывается Нина, но тут же смолкает, испугавшись, что сказала слишком много. Так нельзя, Ксения предупреждала.

– Я сейчас с вами работать не буду! Зачем мне ваши имя-фамилия? Я только с гражданами России работаю.

Нина теряется окончательно.

– А где у вас испанская виза?

На мгновение Нина утрачивает чувство реальности. Неужели тетка в малиновом не слышала, что на свете существуют загранпаспорта? И зачем кому-то в Рогожине ее испанская виза?

– Чтобы такое в последний раз, – строго приказывает чиновница.

– Да-да, конечно, – в ужасе бормочет Нина. – В последний.

– Да ладно тебе, – утешала Ксения приунывшую Нину. – Ты просто ее напугала. Первый раз в жизни тебя видит, понимаешь? А тут еще этот твой паспорт. В Рогожине народ пугливый. Всего боится – проверки, доноса… Каждый новый человек – потенциальная опасность. Привыкнут – по-другому начнут разговаривать. Выпей лучше компотику – смотри, ягодка плавает… Глядишь, еще и полюбят тебя. Им хочется видеть знакомые лица, а не абы кого. Потерпи.

Ксения предупредила очень вовремя – недоверие и страх появлялись в этот день на многих лицах. Социальный работник Ада Митрофановна, встретив Нину в коридоре дома ребенка, уставилась на нее, как на говорящую ослицу, а затем поспешно устремилась на поиски Ксении. Нянечки рассматривали ее по-коровьи испуганно и тупо, словно она обращалась к ним на иностранном языке. В Рогожине ее никто не хотел и не ждал.

Дороги в центре города были скверные. Возле дома ребенка Ксенин джип забуксовал, беспомощно вращая колесами, потом поднатужился, взвыл и выскочил на дорогу. Заезжая в ворота, круто завалился сперва на один бок, затем на другой, и наконец медленно вкатился во двор.

Дом ребенка напоминал военный госпиталь: кирпичное здание цвета венозной крови. Навалившись плечом, Ксения открыла обитую дерматином дверь, и они погрузились в теплую густую вонь, напоминающую скорее дом престарелых: хлорка, лекарства, подгоревшая еда, нечистое белье.

Поднялись на второй этаж в кабинет – пугающе просторный, пустой и очень холодный. Пустую стену украшали сюжеты из детских мультфильмов. В центре композиции – Айболит: небольшой, с кое-как соблюденными пропорциями, в белой шапочке, в руке градусник. Рядом плоская лягушка, состоящая из одной головы и ненамного меньше самого Айболита. Кургузая сова боязливо выглядывает из зловещей тьмы дупла…

Айболит ее детства – Нина сразу же его вспомнила: точно такой был много лет назад в зубной поликлинике, куда ее водили. Там все было до ужаса тоскливым, особенно эта картинка с Айболитом и еще ледяные выцветшие пластмассовые игрушки, в которые никто никогда не играл. Сидя под дверью кабинета, маленькая Нина изо всех сил старалась представить, что у докторов с жесткими пальцами где-то есть другая жизнь – дети, кошки, телевизор, домашние праздники, воспоминания и тайны. Она повторяла себе, что ледяной коридор совершенно необходим в мире, где у детей болят зубы, и ей почти удавалось себя в этом убедить, и только притворный Айболит на стене и ничьи игрушки по-прежнему сбивали с толку…

Мебели в кабинете почти не было. Письменный стол, одна на другой книжные полки, конторские стулья. Если бы не условно-добродушный Айболит на стене, Нина никогда бы не подумала, что здесь бывают дети. Позже Ксения рассказала, что это специальный кабинет, где принимают иностранцев.

Появилась нянечка. Нине кажется, что в руках у нее пусто, но в следующий миг она видит крошечное существо в белом платьице, с большим бантом на голове. «У нашей Риты заячья губа, – призналась накануне Роса. – Но это не страшно. Когда подрастет, губу зашьют, и ничего не будет заметно». Губа у Риты здоровенная, огненно-красная. Она ярко пылает на фоне бледного лица и нянечкиного халата, как алая гвоздика.

В первый миг Нина остолбенела. Она не представляла себе, как это выглядит. Открытая рана, похожая на заветренное сырое мясо. Из-за деформированной губы личико почти лишено мимики.

Следом за нянечкой приходит врач – обрюзглый, в замусоленном халате. По его виду сложно догадаться, что это и есть главный детский доктор дома малютки Сергей Степанович, которого Ксения называла по-простому – Степаныч. Степаныч, рассказывала Ксения, за каждого усыновленного ребенка огребает хороший процент. Пухлую стопку евро, которую, сопя и криво улыбаясь, засовывает в отвисший карман халата. Одну часть пропивает, другую тратит на взрослого сына и собак, из жалости подобранных на улице. Еще Ксения рассказала, что в свое время Степаныч был настоящим казановой и на работу ходил, как козел в огород, – не пропускал ни одной нянечки, уборщицы или медсестры. Но в последние годы сильно сдал.

Степаныч берет Риту за руки и делает ей что-то вроде беби-йоги – перекидывает через плечо, переворачивает вниз головой, крутит солнышком. Наверное, хочет показать, как ловко умеет обращаться с детьми, за которых получает свои евро. Ребенок болтается в его руках, обреченно поглядывая на будущих родителей и шумно втягивая воздух кроваво-красной губой. В заключение Степаныч торжественно вручает девочку Хосе, достает мятые медицинские бумажки и кладет на стол.

– Заячья губа, – важно говорит Степаныч, – это расщелина губы и нёба, врожденный, так сказать, дефект. Виновата чаще всего наследственность или перенесенное матерью в первые три месяца беременности вирусное заболевание. Даже если инфекция была легкой и женщина не придала ей значения, последствия для ребенка могут быть очень неприятными. Тяжелая беременность тоже может стать причиной. – Степаныч задумался. – Да. Помимо внешнего уродства, – продолжил он, – этот дефект доставляет массу неудобств. Ребенок не улыбается, с трудом говорит и ест, потом появляются проблемы с зубами. Требуется несколько операций. Зато на интеллект и общее развитие заячья губа никак не влияет. Есть вопросы? – И Степаныч взглянул на испанцев поверх очков. – Если есть, можете их задать соцработнику.