Хельга Графф - Одноклассники

Его уже ждал шикарный стол. Молча пробыв за столом всего несколько минут, я встала и вышла в другую комнату, наглядно продемонстрировав ему мое полное нежелание мириться. Не знаю, о чем там совещались друзья, вероятно, о покупке нового жилья взамен утраченного, но через полчаса в комнату ко мне зашел Фима.

– Это не дело, мать! – строго обратился он ко мне. – Человек все-таки приехал, возьми себя в руки, ты ведь не злопамятна! Что было, то прошло и быльем поросло. Он очень переживает из-за того, что обидел тебя тогда, поэтому убедительно прошу: помирись с ним, – Фимка умоляюще посмотрел на меня.

«Как же ты не понимаешь – если я не желаю что-то делать, никто не сможет меня заставить!» Но… должна, вернее, вынуждена была вернуться к гостю.

– Знаете что, ребята, – бодро произнес Ефим, – а давайте-ка поднимем бокалы за нашу многолетнюю дружбу!

Пришлось поднять бокал и выпить, и тут Алешка встал из-за стола, подошел ко мне и рухнул передо мной на колени, как та голодная корова в Индии. Он обнял меня за бедра, прижался и, глядя снизу вверх подозрительно блестевшими глазами, прошептал:

– Прости ты меня, дурака! Сам не знаю, что со мной было! Не могу без тебя, без вас, без Фимы…

Ефим крякнул и деликатно вышел из гостиной.

– Никогда больше такого не будет! Я ведь люблю тебя и так страдал все это время! Не могу я жить без тебя, не могу, – повторял он, как заведенный.

Я вздохнула. Не люблю мелодраматические сцены. Не люблю – еще слабо сказано, просто ненавижу!

– Знаешь, Алексей, всю жизнь я старалась оберегать тебя от опрометчивых шагов, потому что «лицом к лицу лица не увидать, плохое видится на расстоянии», перефразируя С. Есенина, но ты был слеп, глух и упрям. Не знаю, как ты любил меня, но своим врагом считал точно, об этом и сказал открыто в последнюю нашу встречу. В каждой правде есть доля правды, как в каждой шутке есть доля шутки.

Он слушал, молча застыв и прижавшись к моему животу, я продолжала:

– Я устала получать от тебя плюхи. Посчитай, сколько их было?

И тут приятель ожил.

– Но ведь и от тебя я получил одну, зато такую, что разрушила всю мою жизнь, – твой уход к Фимке. Уже давно моя жизнь – это жизнь нитки, вечно тянущейся за иголкой, и на ней бывают и узелки, и обрывы…

Ишь ты, каким художественным языком заговорил!

– Ты прекрасно знаешь, что я ушла к Ефиму, потому что ты сделал всё, что мог, для того, чтобы это случилось, и чего теперь на зеркало пенять?!

– Ладно, Ольчик, не сердись, пожалуйста, очень тебя прошу, и прости. Ни перед кем не стоял на коленях, а перед тобой стою…

Тоже мне – подвиг, если будет нужно, ты и раком встанешь! Не очень-то я верила в его искренность.

– Ладно, Леша, в честь нашей многолетней дружбы и бывшей любви тебя прощаю, но это, как понимаешь, в последний раз! – предупредила я.

Он сильнее прижался ко мне. Моя рука невольно потянулась к его густым, роскошным серебряным прядям, и как маленького ребенка я погладила его по голове, а потом протянула мизинец и произнесла нашу детскую «мирилку»:

– Мирись, мирись, мирись! Больше не дерись! Если будешь драться, я буду кусаться!

Он невольно, сквозь слезы, улыбнулся.

– Мир?! – радостно закричал вошедший Фима, который понял, что главная цель, намеченная им, достигнута.

– Конечно, дорогой. Худой мир все же лучше даже самой хорошей войны! – проявила я вредность.

Потом до ночи мы сидели, слушая рассказ Алешки о проблемах со стервой Алевтиной (а возникли они сразу же, как только он по своей дурости переписал на эту сучку свое единственное жилье, купленное на деньги, заработанные им с большим трудом) и обсуждая покупку новой квартиры, которую хотели ему подарить. Он решительно отказался, как когда-то доктор Александр Анатольевич, но Фима был непоколебим. Это подарок – и точка! Вот таким образом Лешка обзавелся новой хорошей квартирой, намного лучше прежней.

Жизнь била ключом! Почти все месяцы лета были распланированы от и до.

Что я могла сказать о нас? Столько счастья, наверное, и не бывает, поэтому боги сочли, что люди не должны, не имеют права быть столь бессовестно счастливыми, как мы.

Приближался Фимин день рождения, но осуществиться нашим планам было не суждено… уже никогда…

Жизнь моя закончилась внезапно, когда остановилось сердце Ефима… Он покинул нас в день своего рождения, а вместе с ним ушла и я… вернее, вместо меня осталась одна ничего не понимающая, лишенная души и сердца оболочка. Я так мечтала прожить с ним долгую-долгую жизнь и умереть в один день, но… он ушел первым, так и не взяв меня с собой. Огромное горе, как бетонная плита, опустилось на меня, не просто придавив своей тяжестью, а раздавив напрочь, превратив мою уже ненужную мне самой жизнь в пыль. Лишь теперь я поняла, насколько мы не дорожим теми, кто находится рядом, а начинаем понимать это только тогда, когда теряем их навсегда… Сейчас я простила бы ему всё! Пусть бы он имел и не одну женщину, пусть бы я воспитывала всех его детей, сколько бы их ни было… лишь бы он жил… лишь бы я могла хоть иногда видеть его… прикоснуться к нему… говорить с ним… В этом мире мы были с ним единым целым, но эта проклятая старуха Смерть распорядилась по-своему. Она безжалостно отняла у меня моего самого любимого и дорогого человека, забрав его в мир иной, где он так же одинок теперь, как все мы, оставшиеся на земле.

Где справедливость?!

Фима ушел ночью… Он умирал, а я ничего не почувствовала и не проснулась… а он, не желая меня покидать, крепко держал в своей уже остывающей руке… мою руку…

У меня не было больше слез, все они остались на не просыхающей от такого их обилия подушке, и что творилось со мной в эти дни, знали только я, Аня с Дарьей да моя лучшая подруга Розалия.

Накануне мы весело обсуждали с ним наши последние приготовления к торжествам, как вдруг он начал вспоминать всю нашу жизнь с момента знакомства и до сегодняшнего дня, как будто что-то чувствовал. Много говорил о наших детях, кем бы хотел их видеть, как сложится их судьба, и, наконец, сказал:

– Олюшка, ты даже представить себе не можешь, родная, как мне повезло, что рядом со мной по жизни идет такая женщина, как ты! Только с тобой я узнал, что такое настоящее счастье! Прости меня, родная, за все, что сделал не так, – он, словно предчувствуя свой уход, прощался со мной… а я даже не поняла, что это наши последние с ним часы и минуты! – Если бы ты знала, как я люблю тебя, моя хорошая! Я и на том свете буду тебя любить…

Эти его слова до сих пор звучат в моих ушах, и до конца своих дней я не смогу их позабыть!

Почти не помню похорон. В гробу лежал абсолютно чужой человек, холодный и безучастный ко всему. Это не мог быть мой Фимочка, всегда такой живой и энергичный, веселый и полный сил.