Надежда Нелидова - Мачо

Зоя очень уважала Елену Андреевну – не за то, что та не скупилась и в срок оплачивала заказы, и не за то, что в трудные моменты жизни ссужала портнихе небольшие суммы денег, тут же деликатно забывая о них.

Нет, Зоя профессионально ценила в Елене Андреевне ее внешние данные, ее фигурку, на которую руки сами просились шить. Не то что прочие генеральские жены, к тридцати годам распускавшие себя донельзя. Да она (вдохновенно врала Зоя) ни за какие сокровища в мире не возьмется обшивать их, лучше чехлы на кадушки строчить. Другое дело Елена Андреевна. Все в ней выточено: тут талия, тут попка, а тут бюст – точь-в-точь разрезанный на половинки тугой, недозрелый еще персик. Ей-богу, уж она, Зоя, в персиках знает толк, все-таки южанка.

Елена Андреевна искусно избегала беременности до тех пор, пока муж не сказал: или-или. Он, в отличие от нее, детей хотел иметь очень (единственный сын от первой жены умер в детстве). И Елена Андреевна покорилась, зная, что ее мягкий уступчивый муж в определенных жизненных вопросах был непоколебим.

Елена Андреевна не хотела ребенка не столько оттого, что у нее могла испортиться фигура – а она, повторяем, любила и берегла в себе все, достойное внимания. Дело в том, что она боялась и не понимала маленьких детей. Их поведение было поведением маленьких человеческих зверьков, и никогда нельзя было угадать, что зверьки предпримут в следующую минуту: вцепятся в тщательно уложенные волосы или начнут целовать слюнявыми, липкими от конфет ртами. Они были опасны, опасны были их головки и лапки!

Однако муж требовал – она через семь лет совместной жизни забеременела. Но она негодовала из-за насилия, произведенного над ней, желала изо всех сил, чтобы беременность протекала трудно, с осложнениями, чтобы муж видел, как вредна для ее нежного организма такая нагрузка. Однако беременность была легкой, и живот у нее был незаметный, аккуратненький – не живот, а животик.

Понемногу она свыклась с предстоящим появлением третьего в их семье, только ей непременно хотелось мальчика. Елена Андреевна ко всему женскому полу, по годам моложе ее (это распространилось бы и на дочь) испытывала неприязнь. Все девочки были лживы, корыстны, непонятны.

Другое дело – мальчик. Она прекрасно воспитает его, отдаст в английскую школу, он будет называть ее милой мамочкой. А когда вырастет и превратится в интересного белолицего черноволосого юношу, и когда они будут танцевать на вечерах, все примутся ахать и удивляться: какая молодая мама! Или даже будут принимать их за брата и сестру, за жениха и невесту.

Роды были легкими. Разумеется, родилась девочка. А Елена Андреевна в роддоме делала маски из собственного молока, и цвет лица получался необыкновенным.

Муж возился с девочкой все свободное от службы и чтения время. Елена Андреевна немедленно возобновила капризы, заболела всяческими выдуманными болезнями. Она почти ничего не ела в последнее время, этим быстро добившись прежней миниатюрности. В первую же очередь по выходе из роддома она туго перевязала свою персиковую грудь и объявила, что у нее пропало молоко.

Ребенок не отнимал времени у Елены Андреевны: муж и домработница полностью освободили ее от этого. И она до поры до времени почти забыла о существовании дочери на свете.

Пока неожиданно ей не пришла в голову мысль сделать из девочки Совершенство, нечто сверх меры женственное, изящное, очаровавшее бы в будущем всех: Венеру XXI века. Она уже воображала ее, к примеру, фигуристкой на льду. Представляла, будто наяву, как дочь, в блестках, в коротеньком серебряном платьице, под оглушительный рев многотысячной международной публики упадет в объятия мужеподобной усатой тренерши в перстнях и мехах. И рядом крупным планом покажут Елену Андреевну в мехах и перстнях не хуже тренерши.

Она посоветовалась с балериной, и та одобрила ее замысел. Когда мужа не было дома, а Лидия Михайловна стирала в ванной белье, они обе раздели и внимательно осмотрели девочку. Нашли, что фигурка у нее вполне пропорциональна. Талия обещает быть короткой, но со временем можно будет удалить по два ребра, это нынче не проблема. А вот шейка широковата, такое впечатление, что головка растет прямо из плечиков.

Балерина почитала литературу, порасспросила знакомых, нашла адрес подмосковного умельца и заказала проволоку – наматывая ее плотно прилегающими витками на шейку, можно было постепенно добиться ее углубления за ключицы на пять-шесть сантиметров.

Скоро муж уехал в командировку, и Елена Андреевна решила, что час пробил. В тот же вечер она выбросила матрасик. Позвоночник ни в коем случае не должен прогибаться – об этом в первую очередь предупреждала балерина. Девочка осталась лежать почти на голых досках, и ей, наверно, было холодно, но она восприняла это стоически, как маленькая спартанка.

Девочка была очень пухленькая, ее с малых лет нужно было приучать к диете. Елена Андреевна предупредила домработницу, что сама займется кормлением дочки. Отмеривая, она давала ей примерно четверть положенной порции. Девочка и это недоедание изо дня в день приняла без плача.

Однажды Елена Андреевна отвернулась, чтобы поставить на стол бутылочку с кашкой (только что она мягко и настойчиво высвободила бутылочку из напрягшихся ручонок). А повернувшись, увидела, что девочка загадочно, как ей показалось, смотрит на нее черными глазами. Елене Андреевне стало не по себе: полчаса назад она с Лидией Михайловной на кухне кушала пончики, запивая водой с сахаром (чай и кофе она никогда не пила, чтобы не потемнела кожа). Дочь показалась ей мудрым взрослым человеком, понимающим, какие опыты производит над ней маленькая белолицая женщина, пользуясь ее спеленатым бессилием. Так показалось Елене Андреевне, и она на минутку пришла в ужас. Но опытов не прекратила – ей хотелось довести дело до конца.

На следующий день, когда балерина ушла, в очередной раз повыкручивав ручки и ножки девочки, Елена Андреевна снова поймала на себе пристальный взгляд черных глазок. И снова, ужаснувшись, подумала, что в ее дочери, по-видимому, живет старый мудрый человек, знающий то, чего не знала Елена Андреевна. Если множественность жизней и переселение душ были возможны, то Елена Андреевна и ее дочь, несомненно, встречались в предыдущей жизни, имели близкие отношения, и в той жизни они были ровесницами, или даже дочь была старше ее, и была свидетельницей какого-то преступления, совершенного Еленой Андреевной в той жизни, и была ее суровой судьей. А в этой жизни они были Елена Андреевна и дочь.

Их с балериной действия не могли остаться незамеченными для домработницы. Та донесла мужу, на днях вернувшемуся из командировки.