Владимир Гой - Вкус жизни (сборник)

Старшему сыну исполнилось одиннадцать, он любил ластиться к своей мамочке и замирал, когда она гладила его по голове нежной рукой. Отцу казалось, что не подобает будущему мужчине быть таким неженкой, он сердился и называл его маменькиным сынком. Но тот не обращал внимания – ну и что, что он маменькин. Младший был вертлявый, как юла, его погладить по голове было просто удачей. Он никогда не сидел на месте, его неспокойные ноги несли его по дому бог знает куда, и ко всем нежностям он относился довольно равнодушно.

Опять Где-то в горах раздался шум, проводник поднял руку вверх, к ярким белым вершинам, и, указав пальцем, сказал:

– Там всегда так.

Салюс, соглашаясь, кивнул головой.

Круглая луна вылезла из-за горы и осветила все ущелье, вода в реке превратилась из черно-белой в желто-бурую, растения на скалах стали ядовито-темно-зелеными. Через час небесный фонарь снова спрятался в ночи, и сразу, как всегда, раздалось пение цикад. Они громко трещали со всех сторон, это было не пение, а скорей какая-то какофония, перекрывающая шум воды. Салюс достал из рюкзака маленькую бутылочку рома, с наслаждением глотнул и протянул ее Сайле. Так бутылка путешествовала туда и обратно до тех пор, пока проводник не прилег на бок и не заснул под открытым небом.

В кустах у воды что-то тихо шуршало, отчего на ум стали приходить разные мысли: «Может, там кобра или еще какая-то ядовитая змея? Сидишь себе спокойно, ничего не ожидаешь, а она раз! – и…» Салюс посветил в кусты фонарем и увидел маленькое рыжее существо, что-то копавшее под кустами. Сразу стало спокойней. Он вытащил из палатки спальный мешок, постелил его возле затухающего костра и лег на него сверху, упершись взглядом в бездонное черное небо, посыпанное блестками звезд. Спать не давали громко шумевшая река и цикады. Перед глазами стали всплывать образы детей, потом жены.

Она пришла домой необычно грустная, села в кресло и обхватила голову руками. Диагноз был неутешительный. «Что сказали?» – спросил Салюс. Она могла бы не отвечать, он сразу все понял. Но она произнесла это страшное слово. Их старший сын Артур стоял в дверях комнаты и смотрел на мать большими испуганными глазами. Он не подбежал к ней, как всегда, и не попытался, как обычно, пристроиться рядом на кресле, просто стоял и смотрел, почему-то боясь подойти.

Громкое «Намастей» заставляет открыть глаза и откинуть капюшон спального мешка. Прямо над Салюсом стоит довольный проводник с двумя кружками горячего чая с лимоном.

Наутро после рома в горло ничего не лезет, кроме чая. Все сидят на камнях, смотрят на бурлящую воду в предвкушении борьбы с порогами, водоворотами и другими непредсказуемыми выходками реки.

Лодка перепрыгнула через порог со страшным названием «Убийца мужчин», нырнула под воду, оставив на поверхности только головы в желтых касках, и через секунду выскочила на поверхность. Все было в воде, и если бы не пластмассовые бочки, в которые были упакованы вещи, все промокло бы насквозь, включая фотоаппараты и другую технику.

Юр показал на берег:

– Там человек, давай причаливай, надо помочь!

У берега лежал человек, верней, половина человека уходила под воду, а на берегу оставались только ноги. Проводник посмотрел, куда указывал Юр:

– Ему не поможешь, он мертв.

Юр не мог успокоиться:

– Надо что-то делать, как он погиб?!

Проводник пожал плечами:

– Время пришло. Может, со скалы упал, может, убили дикие люди. Он сюда пришел умереть, – и продолжил: – Если приходит время, ты можешь попасть под машину, упасть со скалы, утонуть, где бы ты ни был, у себя далеко дома или тут, – и повторил: – Он сам пришел сюда, чтобы умереть, я часто несусь вниз по этой реке, думая: зачем я сел в лодку – чтобы жить или чтобы умереть?

В доме все изменилось, они были все вместе, они все любили друг друга так же, а может, и еще больше, чем раньше. Просто какая-то тень легла между ними, страх, что кто-то из них может уйти навсегда.

Младший ничего не знал и был таким же, как всегда. Артур стал совсем другим, он перестал, как раньше, без умолку рассказывать матери о своих делах, стал как-то ее сторониться. И только когда она стала собираться в больницу, он подошел к ней и обнял ее. Его маленькое тело все сотрясалось от рыданий. Она его успокаивала как могла, гладила по волосам: «Ну что ты, не плачь». Он поднял на нее полные слез глаза и прерывающимся голосом спросил: «Мама, ты умрешь?!» Она прижала его голову к груди и пообещала: «Нет, сынок, не умру, мы рождены, чтобы жить!»

Возле машины она обернулась и увидела, как Артур с младшим стоят возле окна и машут ей рукой. Она еще раз посмотрела через окно машины на ребят, без устали махавших ей, и к ней пришла абсолютная уверенность, что все будет хорошо.

Рафтинг закончился. Катманду встречает своих гостей сотнями гудящих клаксонов и клубами серой пыли, вьющейся за каждой машиной и за каждым рикшей.

Сквозь шум, врывающийся в телефонную будку с улицы, он слышал оттуда, издалека, голос жены:

– У тебя все хорошо?

И не отвечая, спрашивал ее:

– Как у тебя?

– Все хорошо… Мы рождены, чтобы жить.

Утром через открытое окно в комнату вместе с прохладным, почти осенним воздухом приходит какое-то волнение, какая-то тоска. Я вдыхаю в себя этот волшебный аромат и закрываю глаза. Волны моей памяти уносят меня далеко-далеко.

Передо мной снова простираются белоснежные вершины, я снова слышу гул далеких и близких лавин и вдыхаю аромат девственных гималайских цветов, а ветер приносит с собой какие-то запахи ближайшего жилища. Под моими ногами снова тропа, которая, петляя над пропастью, ведет меня в неизвестность, а я иду и иду, впитывая в себя этот новый, неизведанный мир. Горная река с низвергающимися водопадами снова тревожит слух своим шумом и обдает меня с ног до головы миллиардами брызг, принося блаженство разгоряченному от долгой ходьбы телу. Я снова вижу радугу в падающих слезах водопада и наслаждаюсь пением птиц вперемежку со стрекотом насекомых в высокой горной траве. Облака на мгновение прикорнули у горной вершины, устав от вечного бега, и снова заскользили по небесам куда-то вдаль. И бессчетное количество звезд, рассыпанных по небу чьей-то рукой. А эти встречи в тесном каменном бунгало, примостившемся, подобно гнезду орла, над самой пропастью! Живительный напиток рокси, от которого приятно кружится голова и ты начинаешь затягивать непальскую песню, которую сразу подхватываю все, кто в этот момент с тобой рядом, а если кто не знает слов, то просто подпевает, как может. И утро с его прохладным воздухом и почти что осенним ароматом, который начинает так волновать.

Я открываю глаза и из мира грез переношусь в свою маленькую комнатку под скошенной крышей дома. За окном шумит ветер, раскачивая сосны, и гонит по небу вереницы сонных серых облаков. Я зарываюсь с головой под теплое одеяло в надежде снова заснуть, но воспоминания выталкивают меня с кровати, и я лезу на чердак.