Литагент Нордмедиздат - Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь

Для Юлии почти незаметно пролетели эти два года, в течение которых места на нарах то освобождались кем-то, то заселялись кем-то новым, и это движение как-никак вносило разнообразие в тюремную жизнь и тем самым виртуально сокращало время. Ибо ничего нет страшнее в принудительной изоляции, чем однообразие. Ну и конечно, глотком свежего воздуха были свидания с любимым человеком; они кончались тем, что начиналось ожидание следующей встречи и, таким образом, время сжималось тоже. Фёдору же пришлось перенести несколько откровенных разговоров с матерью, а мать, если надо было, могла становиться жесткой и принципиальной. Когда уговоры отказаться от идеи женитьбы на Юлии ни к чему не привели, она категорически заявила, что ноги его избранницы не будет в их доме. Пускай себе ищут жильё, где хотят, – она такого позора на весь Новозыбков переживать не собирается. Фёдор тоже не отступал, оставаясь на своей позиции, и каждый разговор заканчивался тем, что предавать свою любовь он не намерен. Оставаясь наедине и остынув после жаркого разговора с сыном, Дарья утирала скупую слезу и, давно уже забыв про мужские ласки и крепость мужского тела, мысленно соглашалась и желала сыну счастья, но вот почему оно должно было быть тюремным, не понимала никак. А сын готовился к свадьбе. Справил себе новый костюм, рубашку, галстук, будущей жене – свадебное платье. У него появился мотоцикл – мечта его жизни, – и сбережения на свадебный стол. Юлия все заработанные в отсидке деньги, которых накопилось не так уж много, положила так же на их будущую свадьбу.

И вот наступил тот долгожданный, хотелось бы верить, последний день в жизни любой заключённой, который отпечатывается в её сознании, как ни одно другое событие. Правда, когда снимают с человека судимость, это не значит, что он оправдан. Печать судимости сопровождает его всю жизнь, ибо в России – такова сермяжная правда – вообще до конца не оправдывают никого. Но для Юлии это событие стало памятным вдвойне: утром она вышла на свободу, а вечером того же дня гуляли свадьбу. Гостей было немного – со стороны Фёдора несколько его друзей и мать, со стороны Юлии лишь одна, выделенная для этой цели Васютой тюремная конвоирша Оксана. Договорились сразу, – о прошлом, оставшемся за воротами учреждения № И 327/2, ни слова. Но оказалось, что говорить больше не о чем – на свободные темы говорить разучились. Друзья пытались шутить, но как-то никто почему-то не смеялся. Тогда ситуацию решили сдвинуть с мёртвой точки посредством алкоголя. Получилось ещё хуже. Юлия, и на свободе-то не выпивавшая и не знавшая, какой собственной дозы следует придерживаться, опьянела сразу; Фёдор же впал в ещё большее уныние. Кое-как дотянули до полуночи и на вызванном такси поехали домой. Утро, на удивление, всё поставило на свои места: Юля проснулась бодрой и весёлой – тюремные условия приучили быстро адаптироваться к любым изменениям. С переполнявшим её сердце счастьем она обняла руками шею теперь уже законного мужа и нежно произнесла:

– Феденька, милый мой, у меня всего одна просьба к тебе. Попроси Васютку, чтобы он разрешил мне заехать в учреждение, попрощаться с товарками. Уж больно много счастья свалилось на мою голову, а поделиться не с кем. Ты же знаешь, родители моего бывшего жениха чужие для меня люди, а мать моя, пока я находилась здесь, ушла на тот свет. Вот пройдёт медовый месяц, всё, даст бог, устаканится у нас – поедем разыскивать её могилку. А сейчас, прошу тебя, сделай для меня это.

– Попробую, но так ли уж тебе это необходимо?

– Да, очень.

Фёдор отправился к подполковнику. На просьбу тот ответил, что только сумасшедший может обратиться с подобной просьбой, но о чём-то подумал и стал что-то решать в своей голове. Следующий день был воскресеньем, стало быть, выходным днём, к тому же днём праздничным – вся страна отмечает Женский день 8-е марта. А что, если, действительно, сделать исключение из правил? Процедура займёт не более 5-10 минут, а говорить будут о его благородном поступке не один год. И к тому же по всем зонам и тюрьмам, ибо никакой телеграф, никакая почта не могут сравниться по скорости с распространением вестей в заключении. Поэтому он ответил:

– В порядке крайнего исключения могу разрешить, но не более, чем на пять минут. Завтра во время обеда. Точка. Благодарить меня не надо.

Обрадованный Фёдор примчался домой и сообщил об этом Юлии. Та, прыгая, как ребёнок, от радости, стала его целовать, и так продолжалось до бесконечности. На следующий день, ровно в 12.00 они подъехали к воротам тюрьмы, их пропустили и сопроводили в столовку, которая находилась на втором этаже. Радостная Юлия вошла в зал, расцвеченный бумажными цветами и транспарантами в честь Международного Женского дня, где за деревянными столами, сидя на лавках, обедали заключённые женщины.

– Бабоньки, поздравьте меня. Вчера я в один день освободилась и вышла замуж и вот теперь хочу попрощаться с вами.

И в этот миг случилось непредвиденное – женщины, не сговариваясь, бросились на опьянённую счастьем Юлию, повалили её на пол и в долю секунды растерзали в клочья. Охрана не успела даже глазом моргнуть. Когда охранники бросились разнимать нападавших, Юлия была уже бездыханна.

Cтоличная жизнь, этот вращающийся барабан мелких и больших дел, внутри которого ты, как белка, с утра до ночи бегаешь фактически по кругу, чтобы на ночь провалиться от усталости в сон, а с утра по тому же самому маршруту опять начать свой бег, подходит не каждому. Не спасает наличие высшего образования, партийного билета или участия в партизанских действиях во время ВОВ, дающих возможность занимать руководящие места и в рабочее время, ничего не делая, улаживать какие-то собственные вопросы. Должность и семья этот бег только усугубляют. Но вот как-то притормозилось это колесо налаженной общественной жизни, когда на улицах столицы появились танки. Танки в городе всегда либо останавливают жизнь, загоняют её внутрь домов, либо заставляют – в принудительном ли порядке, по зову ли сердца – приветствовать их с букетами цветов и радостными улыбками на лицах и целованием доблестных танкистов. Москва 91-го года ещё не определилась в отношении того, как себя вести в новой для них ситуации: одни пошли строить, как в 1905-м баррикады, другие посмотреть, что же за этим последует, но основная масса предпочла оставаться дома. И как в 1917-м, в Петрограде всё решил холостой выстрел «Авроры», так в 1991-м, в Москве, всё решил выстрел боевым снарядом по Белому Дому, хотя не только он. И если не только этот выстрел что-то, может быть, и решил, то вот самое главное осталось не разрешённым. А неразрешённый вопрос этот имел длинную биографию, уходил в далёкое прошлое и звучал очень просто – как России стать всенародно богатой, культурной и цивилизованной страной? Правда, выстрел этот открыл новые пути, доселе неведомые в Стране Советов: путь к частной собственности и путь к индивидуальному и коллективному предпринимательству. А раз появились такие пути, то незамедлительно появились и ответвления от них. Называться эти ответвления стали по-разному: сетевой маркетинг, риэлтерские компании, финансовые и прочие пирамиды. И стали они размножаться как вирусы во время эпидемии, заражая духом предпринимательства всё большее число людей, мечтающих о лёгкой – наконец-то – наживе. И тот, кто оказался с иммунитетом к криминальному риску, действительно, нажил миллионы, если не миллиарды, а тот, у кого он оказался ослабленным, – слёг или даже погиб. И что характерно, эпидемия эта вовлекла в свой водоворот, как никогда, преимущественно женскую часть населения, дав ей возможность в полную силу проявить свою эмансипацию. Наступило их время, их эпоха, они теперь стали диктовать свои правила игры. Редко эти правила оказывались честными, ибо Россия и честное предпринимательство понятия несовместимые. Но в отдельных случаях бизнесменши оказывались выше шкурных интересов, на одном уровне с порядочностью и моралью и, откровенно закасав рукава и не щадя своего здоровья и времени, стали честно заниматься новым по своей специфике делом в этой стране.