Дмитрий Барчук - Александрия

– Вот тебе крест! – и Неклюдов перекрестился.

Он поковырялся вилкой в салатнице, а потом, не глядя мне в лицо, спокойно так, трезвым голосом сказал:

– А за семь лет на миллионы, поди, изрядные проценты натикали? Поделился бы, братишка…

Тут уж я не выдержал и от всей души рассмеялся над такой наивностью:

– Это на номерных-то счетах? Там же отрицательная доходность! Да на них хранят деньги еще фашистские недобитки, наркоторговцы и другие мафиози. Наоборот, они платят швейцарским банкам проценты, а не банки им.

Неклюдов почесал затылок.

– И все равно я тебя не понимаю. Об этих деньгах все уже забыли, их давно уже списали. Зачем тебе нужно было их светить? Чтобы купить «Востокнефтегаз»? Так ты все равно половину акций нового холдинга отдал на сторону? Я бы на твоем месте свалил из этой гребаной страны на все четыре стороны и жил бы, как человек. До меня, честное слово, не доходит: что ты на этом выиграл?

Я пожал плечами и налил себе еще сока.

– В жизни человека наступает период, когда хочется проявить себя, выполнить свое предназначение, для которого ты и был рожден. Хочется самому принимать решения, а не просто оставаться марионеткой в чужих руках.

– Ну-ну, – с сомнением промычал Леонид.

И начались трудовые будни новой жизни. Хотя на весь мир мы объявили, что временно ушли со сцены. Доллар подобрался к отметке в тридцать рублей. Нефть в цене сильно не росла. Я же пустил в оборот последнюю часть наследства дяди Вани и впервые за много лет остался без заначки на черный день.

Аукцион по продаже государственного пакета акции «Востокнефтегаза» мы легко выиграли, но вновь возникли трудности с установлением реального контроля над новыми производственными активами. Прежние управленцы не хотели без боя сдавать свои позиции. Нам тоже терять уже было нечего, поэтому мы с ними особо не церемонились. Не хочешь работать по нашим правилам – уходи. Умные уходили, а дураками занималась служба Леонида Петровича. Не без труда, но от фирм-прилипал мы свою покупку очистили.

Сложнее обстояло дело с акционерами. Большой пакет акций компании был распылен среди населения региона. Миноритарии – ребята послушные, с ними особых хлопот обычно не возникает. Достаточно раздуть в местных газетах и на телевидении хорошую пропагандистскую кампанию, и акционеры сами бегут менять свои старые акции на новые. Но для перевода всех структур моего холдинга на единую акцию возникла одна неожиданная проблема. По имени Дэниэл Харт.

Так звали американского миллиардера, испортившего мне много крови. Калека, с детства прикованный к инвалидной коляске, он занимался тем, что скупал за бесценок небольшие пакеты акций приватизированных предприятий по всему миру, в основном в развивающихся странах. Затем, когда на этот объект находился достойный покупатель, уже приобретший большую часть акций, американский инвалид начинал ломать ему всю игру по выстраиванию вертикально интегрированного холдинга. На собрании акционеров он непременно блокировал принятие любого решения. И новому собственнику приходилось волей-неволей вступать с Хартом в переговоры, чтобы выкупить его пакет акций. Он же заламывал за них умопомрачительную цену.

– Двести миллионов долларов – за десять процентов акций «Востокнефтегаза»! Он просто сошел с ума! – не поверил я своим ушам, когда услышал запрошенную им цену. – Мы за столько у российского правительства купили семьдесят процентов компании. Биржевая цена его акциям – всего двадцать миллионов! Заплатите их ему. И пусть он будет счастлив! Он и так нагреет руки на этих бумагах!

Антон Журавлев смотрел на меня хлопая глазами и мямлил:

– Шеф, но Харт согласен продать свои акции только за двести миллионов долларов. Его не интересует биржевая цена. Он знает, что нам эти бумаги нужны как воздух. Пока мы не переведем наш холдинг на единую акцию, американские банки не дадут нам ни цента кредитов.

– Но это же чистейшее вымогательство с его стороны! – закричал я.

– В этом и заключается смысл его бизнеса, – ответил мне Журавлев.

Неклюдов послушал нашу перебранку и внес свое радикальное предложение:

– Господа, а не проще ли этого нахала просто прищучить? Когда доводы разума в диалогах с доморощенными отморозками бессильны, вы же обращаетесь ко мне. Так вы говорите, где он плавает на своей яхте?

– В Карибском море. Со мной он встречался в Кингстоне, на Ямайке, – ответил Журавлев.

– Вот и чудно. Значит, это рядом с Кубой. Один звонок нашим кубинским друзьям, и дело на двести миллионов устроится всего за каких-то двести тысяч долларов.

Я задумался. Если бы у меня были сейчас эти несчастные двести миллионов, я бы заплатил этому инвалиду-вымогателю, но у меня таких денег не было, и мне негде их было взять.

– Разве что припугнуть слегка? – вслух размышлял я. – От его имени действует крупный бостонский банк. У него хорошие связи в Конгрессе США. Его устранение нам ничего не даст, наоборот, может только осложнить переговоры. Нужно сделать так, чтобы Харт сам согласился на наши условия.

– Попробуем, шеф, – сказал Неклюдов и вышел из моего кабинета.

Через неделю Boston Glob сообщила, что на яхте американского миллиардера Дэниэла Харта в порту Джорджтауна на Большом Каймане произошел пожар. Два члена команды погибли. Самого мистера Харта чудом спасли русские туристы, швартовавшиеся на своей яхте рядом на пирсе.

Еще через неделю господин Харт продал нашей компании свои акции «Востокнефтегаза» за пятьдесят миллионов долларов.

Штаб-квартира моей новой «дочки» располагалась в Томске. Правило этикета требовало моего обязательного появления там для личного знакомства с руководителями области. Хоть я и вырос сам в провинции, но к провинциалам отношусь с большой осторожностью. В молодости они вообще мне представлялись людьми второго сорта, неудачниками, так и не сумевшими перебраться в столицу. И многие из областных и городских начальников, которые затем встречались на моем пути, не смогли опровергнуть эту мою юношескую гипотезу.

Но в Томске все сразу получилось иначе. Губернатор, несмотря на показное добродушие, оказался человеком твердым и волевым. Он имел свой личный кодекс правил, которым неизменно следовал в жизни и которые Система не смогла из него выбить. Я сразу понял, что купить его нельзя. Такие люди не продаются. Их можно сделать только вынужденными союзниками под давлением обстоятельств непреодолимой силы. Томский губернатор, как мог, служил своей области, но он вынужден был подчиняться российским законам и указам президента.

При первой же нашей встрече мы разругались с ним вдрызг. Он предъявил мне претензии, что из‑за введения в холдинге трансфертных цен на нефть бюджет его области стал меньше получать налогов и что, хотя он по образованию не нефтяник, такого термина, как «скважинная жидкость», в нефтедобыче никогда не встречал.