Инна Тронина - Дух неправды

Но смятение не проходило. Кальпана чувствовала, что надвигается беда, но не понимала, откуда, именно. Она уже хотела пригласить невестку Нирмалу – та великолепно делала массаж горячими камнями под тихую музыку при свете ароматической свечи, называемый стоунтерапией. [171] Стоунтерапия – Древний массаж горячими камнями. В сочетании с приятной музыкой и ароматическими свечами процедура помогает расслабиться и зарядиться энергией. Но в этот миг зазвонил телефон. Ещё не взяв трубку, миссис Бхандари уже знала – на проводе премьер.

– Ты говорила, что я должна быть терпимой? Дать людям возможность свободно высказывать своё мнение и выходить на улицы? Только что в Дакке убит Муджибур Рахман вместе с родными! То же самое хотят сделать со мной и моей семьёй, о чём уже не раз говорилось. Интересно, что ты скажешь теперь, Кальпана?..

– Наверное, впервые в жизни, Инду, я не знаю, что сказать тебе. Ведь Бангладеш – третье твоё дитя. И мой сын погиб на той войне…

… Этой минуте, казалось, не будет конца. Вертолёт сбросил высоту, но увеличил скорость; да и поздно было поворачивать назад. Кальпана взглянула в иллюминатор, и ей показалось, что на горизонте уже виднеются горы. Судьба предоставила очередной шанс отменить поездку в Пенджаб, не потеряв лица. Но Кальпана вновь проигнорировала высокую милость. Внизу, на дорогах, появлялось всё больше военных машин – войска спешно перебрасывались в города и большие деревни. Миссис Бхандари понимала, для чего это делается…

… Январским днём ликующая толпа затопила дом и сад на Веллингтон-Кресчент. где меньше трёх лет назад они с Индирой сумерничали на веранде опустевшего жилища. Теперь люди протягивали венки и гирлянды из роз своему премьеру. Индира, с лёгкой улыбкой глядела на них. Казалось, дочь Неру не верила в то, что позор и забвение остались позади, и всё простивший народ вновь любит её. Но Кальпана была почему-то грустна и всех удивляла этим. Радостное возбуждение предвыборной поры сменилось тревогой, природу которой никто, кроме самой миссис Бхандари, не понимал.

– Представляешь, какое нелепое обвинение мне предъявили в тюрьме? – Индира смеялась, сидя за накрытым столом, и глаза её искрились, как чёрные бриллианты. – Якобы я в деревне штата Манипур украла то ли шесть кур и два яйца, то ли шесть яиц и двух кур? Я заявила следователю, что в деревне этой сроду не бывала, что может подтвердить кто угодно из знающих меня… Кали, – иногда Индира так в шутку называла сестру, – тебе в тюрьме ничего подобного не говорили?

– Нет, Инду, я там встречалась с очень умным человеком.

Кальпана вдруг вспомнила всё, сразу, и поняла, почему ей в дни триумфа так горько.

– И он говорил мне совсем другие слова. Я передам их тебе после, потому что скрывать не имею права. Пока ты весела, я буду молчать – ведь это теперь случается так редко!..

«Её всё равно устранят, и её сыновей тоже! Слышите?.. Если все вы не желаете уступать, готовы умереть, лишь бы только Индия двигалась именно вашим курсом, то вы умрёте. Все до единого! В той Индии, которую сотворили вы, слишком много обездоленных и злых людей…»

Вскоре, тоже в восьмидесятом, когда по центральным улицам Дели в знойном мареве двигалась погребальная процессия Санджая Ганди, Кальпана смотрела на Индиру. Та, вся в белом и в чёрных очках, словно потерянная, равнодушная ко всему, кроме сразившего её горя, медленно шла бок о бок с молодой вдовой, манекенщицей Манекой.

И словно вновь слышала Кальпана те слова, что сказала ей премьер-министр в победном январе:

– В той Индии, что сотворили мы?.. О, мы сотворили великую Индию! Для того чтобы её победить, нужно истребить индийцев поголовно! Но они не смогут сделать это, а потому никогда не победят!..

…– Мои планы не изменяются, – сказала Кальпана, снова выглядывая в иллюминатор. – Да, похоже, мы уже почти на месте.

– Вот-вот сядем в Чандигархе, – облегчённо вздохнул Сумит.

– Индире-джи мы ничем не сможем помочь! – Кальпана возвысила голос, чтобы перекричать шум двигателей и пропеллеров. – А генерал Джиотти Сингх ждёт нас. В Пенджабе мы сейчас нужнее, чем в Дели.

Она сидела за маленьким откидным столиком, сухая и лёгкая, по-военному суровая в коричневом сари и кофте защитного цвета. И все, кто находился сейчас на борту, понимали, что это решение Кальпаны – единственно верное.

А она мысленно говорила с сестрой:

«Ты не могла иначе, и я не могу. Мой долг – оставаться рядом с Джиотти. Но мы встретимся скоро, как было суждено. И после вечно будем вместе. Я и генерал Сингх сделаем всё, что сможем…»

– В столице и других городах уже начались поджоги и погромы, – сообщил Сумит, только что вновь переговоривший с радистом. – Над сикхскими кварталами столбы дыма, на улицах стрельба, уже есть жертвы. Полиция не справляется даже с поджигателями автомобилей. Скорее всего в крупные города введут войска, иначе ситуация выйдет из-под контроля. В Пенджабе повсеместно стычки. Учащаются перестрелки, деревня идёт на деревню. Возможно, дядя не захочет, чтобы вы ездили с ним…

– Я поеду в любом случае, иначе мне здесь нечего делать.

Кальпана прикрыла глаза и вспомнила кричащего младенца в сыром одеяле. Индиру заменит сын – больше некому. Человек с фамилией Ганди как никогда нужен сейчас стране. Он – лётчик, умеет держать себя в руках и отвечать за чужие жизни. Он справится, Раджив-Ратна…

– Надеюсь, меня дядя тоже не прогонит, – сказал Сумит и поправил складки тюрбана.

Кальпана, взглянув на сидящих по обеим сторонам прохода военных, перехватила их неприязненные взоры, брошенные в этот момент на Сумита. Она всё поняла и положила свою руку на плечо секретаря.

– Скорее веего, в Пятиречье будет особенно жарко. Там почти поровну сикхов и индусов, сёла стоят но соседству. Как бы не перебили друг друга… – Секретарь с благодарностью и надеждой смотрел на Кальпану.

– Этого не будет, Сумит, ведь мы летим туда.

Кальпана видела в иллюминатор, как приближается бетонка, клонится от поднимаемого пропеллерами ветра трава на аэродроме. И нежно, по-особенному улыбаясь, накинула на голову шаль. Поодаль стояла группа военных, и среди них – Джиотти в тёмном тюрбане и в форме. На мгновение пыльный вихрь скрыл встречающих.

А после прильнувшая к стеклу иллюминатора Кальпана увидела, как муж быстро идёт, почти бежит к зависшему у самой земли вертолёту. Радовался и Сумит, сейчас особенно похожий долговязого подростка. Всего несколько лет он назад ходил в столичную школу, повязав голову небесно-голубой тканью, надев форменный синий пиджак и прицепив к поясу ножны с кинжалом.

«Кхальсы никогда не примут поражения. Будут, если надо, бороться десять, двадцать, пятьдесят лет». Так говорили здесь все – и крестьянский гуру Джарнал Сингх Бхиндранвале, и кадровый военный Джиотти Сингх, ведущий свою родословную со времён гуру Нанака, и его племянник Сумит, жизнь которого ещё только начиналась…