Инна Тронина - Время «Ч»

– Да, и самое главное! – Зураб выпустил струю дыма в сторону окна. – Арестованы ли российские руководители? Допустим, Горбачёва изолировали в Форосе или где-то ещё. А Ельцина? Всю его компанию? Если их не уничтожить, переворот обречён.

– Я думаю, их или уже взяли, или чего похуже, – уверенно сказал Ншан. – Иначе тогда какой смысл шум поднимать? Если это не так, ГКЧП самых посадят. Неужели они такие ослы – министры всё-таки, и войска у них под рукой, спецслужбы. Тут как на войне: или – ты, или – тебя. Мы-то уж с вами, господа, должны это понимать.

– Да что они там, перепили, что ли? – жалобно канючил Додонов, обращаясь к Ниндзя, молчащему, как могила. – С бухты-барахты всю страну на уши поставили!

– Дорогой, они тебе открытку с предупреждением должны были прислать? – осведомился Зураб. – Пойдём ко мне – хоть отдохнёшь. Я, конечно, могу и ошибаться. Сейчас танков нет. А через десять минут, может, будут. От меня можешь с Москвой хоть целый день разговаривать – заплачу. Согласен?

– Согласен, – наконец-то решился Додонов. – Мне тоже, наверное, придётся задержать груз.

– Тогда вперёд! – Сакварелидзе мигнул Рафику Алмякаеву.

Тот на протяжении всего разговора не издал ни звука. От него требовалось только охранять боссов, и сейчас он встал перед Зурабом навытяжку.

Шеф приказал:

– Держи под наблюдением эту хазу, когда Мити тут не будет. Сейчас быстро проверь Пороховые, Петроградскую. Короче, все наши ховиры. Если там всё чисто, мы едем. Выполняй.

– Есть! – клацнул зубами Алмякаев и выскочил за дверь.

– Собирайся, дорогой! – Зураб поддержал под локоть Додонова, который никак не мог выбраться из-за стола. – Проверка много времени не займёт.

– Тише! – Стеличек вдруг поднял палец. – Раз уж мы всё равно пока здесь, послушаем коменданта города. Мы должны быть в курсе того, что творится в Питере.

…Едва смолкли последние слова генерала Самсонова, ворвался Алмякаев.

– Всё чисто, в городе спокойно! Нигде никаких танков, и ментов тоже не видно. Можно перебазироваться.

– Рафик! – Дмитрий перегнулся через стол. – Кирпичёв задержал груз?

– Задержал. Всё в порядке, шеф.

– Я же говорю – ничего страшного! – Зураб потушил сигару. – Мне начинает казаться, что это мятежники действуют неправильно. Хотя бы главные улицы города давно надо было взять под контроль. Разумеется, аэропорты, вокзалы, мосты и так далее. Когда разъедемся, узнаем по своим каналам, были какие-то аресты…

– Мне думается, что не было, – предположил Ниндзя. – Может быть, мы рано радуемся, но произошло не то, на что мы подумали.

– Что бы ни случилось, расходимся! – Дмитрий каждому пожал руку. – Будем связываться по рациям, обмениваться новостями. Разумеется, по делу – ни слова. Пушки свои прячьте подальше, ребята. Всё-таки, неровен час…

Дмитрий вёл машину сам, чтобы не ставить своего водителя в курс дела. Сколько-нибудь нужных вещей набралось немного. На всякий случай, прежде чем покинуть квартиру, он переворошил ящики стола, забрал несколько записных книжек, магнитофонных и видеокассет, а также фотоаппарат вместе с плёнкой. Потом положил во внутренний карман куртки паспорт Татьяны, свидетельство о рождении Божены, все свои документы. Проверил, не оставил ли где включённый светильник, плотнее подкрутил краны, взял чемодан и вышел на лестницу.

Поставленная на сигнализацию и запертая на три замка квартира оставалась под наблюдением Анатолия. Дмитрий же спустился к своему красному «Мерседесу», открыл дверцу, нырнул за руль и ещё раз проверил, на месте ли заграничный паспорт, деньги – в валюте и в рублях, а также кое-какие драгоценности.

Не заметив ни на Гороховой улице, ни на Адмиралтейском проспекте сколько-нибудь заметного оживления, он повернул к Дворцовому мосту. На площади уже собирались люди, и над одной из групп откровенно развевался российский триколор – флаг торгового флота. К удивлению и радости Стеличека, манифестантов никто не разгонял. Напротив, в их сторону направлялись всё новые и новые протестующие.

Инопланетянин хмыкнул и пожал плечами – он начал что-то соображать. Зураб, как всегда, оказался прав – на то он и начальник службы безопасности. О каких танках и репрессиях может идти речь, если не соблюдается основная заповедь любого переворота – немедленный арест бывших руководителей и силовое подавление любого сопротивления? А уж если боятся тронуть каких-то прыщавых юнцов, у которых слишком уж разыгрались гормоны, то разве может идти речь о городском и российском руководстве?

«Действительно, мы зря струхнули и задержали груз, – размышлял Дмитрий, сворачивая на Университетскую набережную. – Если это и переворот, то обречённый на провал – видно уже без очков. Для чего было его начинать, если нет огня, драйва, воли к победе? Дело даже не в возрасте его руководителей – к примеру, ни Тьер, ни Пиночет, ни, страшно сказать, Ленин и Сталин мальчиками не были. Жизненный опыт в этом деле никогда не помешает, и один старик может стоить десяти молодых. Просто дело в том, что «совок» давно уже сгнил и выродился. Туда, в верха, не поступала свежая кровь, и потому Союз заболел гангреной. Если уж входящий в ГКЧП председатель КГБ не в состоянии грамотно произвести переворот в собственной стране, на кой чёрт такой председатель, такая страна? Значит, наша сделка с Ншаном тем более должна состояться. Плевать, что задержали груз, отменили аренду муковозов – это даже безопаснее. О таком транспорте знал покойный Гюлиханов, а, значит, передал Горбовскому. Даже если муковозы остановят без оружия, всё равно остановят, начнут допытываться, что да как. А ребята могут струхнуть из-за этого ЧП, наболтают лишнего. Короче, что ни делается, всё к лучшему. Но всё-таки надо немного подождать, осмотреться. Как ни крути, а экстремальная ситуация налицо, и всё ещё может измениться…»

На Восьмой линии Дмитрий остановил машину у дома тёщи и с чемоданом ринулся вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки. Ему пришлось долго звонить, потому что ключ он второпях куда-то засунул. Кроме того, не хотелось входить хозяином в чужую квартиру – Дмитрий знал, что тёще это не понравится.

Дверь наконец-то открыла заспанная Татьяна, которая придерживала на груди халат.

– Митька, чего с тобой? Ты больной, что ли? Я же кормлю в это время – разве забыл? А мама в ванной, под душем…

– Ты что, подруга, ничего не слышала? – задыхаясь, спросил Стеличек и протиснулся мимо жены в переднюю.

– А что я должна была слышать? – Физиономия Татьяны дышала чистотой и полным неведением. – Закрой дверь, я же голая почти. Ребёнка до родимчика напугал своим трезвоном…

– Таня, в Москве переворот или, по крайней мере, какие-то беспорядки. Не ясно, одним словом, кто правит страной. Говорят, что президент тяжело болен, и по радио – траурная музыка. Вице взял на себя его обязанности и ввёл ЧП – в Москве и здесь. Ты понимаешь, что в такой ситуации мне и тебе с Боженкой нельзя здесь оставаться. Я сейчас с вашего телефона кое-куда звякну. Не исключено, что нам с ребёнком придётся летать к моему отцу в Прагу. Это в том случае, если переворот действительно состоится. Правые консерваторы захватят власть, и тогда мне в Союзе делать нечего. Дорога одна – на нары…