Павел Крусанов - Железный пар

Послушники будут жить по прежним принципам: заработал – заплати положенный налог с дохода и прибыли. Непослушники первую половину отведённого им срока будут вправе мошенничать, не платить налогов, но всю вторую половину шестилетки им предстоит горбатить спину повинно и бесплатно, получая лишь скромное питание, рабочую одежду и ночлег (если во второй половине срока у них будет конфисковано за неуплату их собственное жильё). Так что очередную шестилетку им придётся начинать практически с нуля. И никакой возможности удрать с добычей! Для непослушников граница на замке!

Вместе с гражданским и трудовым потребуется уточнять, естественно, и уголовный кодекс. Тот или иной лагерь общества гражданин выбирает добровольно (раз в шесть лет), но, если уж нарушил жизненные правила той стороны, которую избрал, изволь – в течение сорока пяти минут судебного процесса получишь срок каторги от 18 до 50 лет. Тут только надо покумекать, как подготовить непродажную судебную систему, чтоб не отправились на каторгу невинные. Известно ведь – из всех структур судебная раньше прочих выдавила из своей среды тех, фигурно говоря, могикан, кто пытался сохранить лицо (человеческое) на рабочем месте.

Может случиться так, что при первой переписи всё население запишется в послушники . Ну что ж, это будет означать, что соответствующие обязательства берёт на себя всё население страны, единым разом расставаясь со своим негодным прошлым. Но и тогда добрую часть государственной казны предусмотрительно (и наглядно) необходимо выделить на строительство барачных городков. Такая демонстрация смогла бы хорошо дисциплинировать умы и нравы. Если же общество страны разделится на обозначенные части, значит, бараки и места для более отпетых поселенцев понадобятся и подавно. При этом каждый осуждённый, невзирая на суровость приговора, должен без исключения подвергнуться стерилизации, чтоб оградить определяемые в будущее поколения людей от чужеродных, вредных и неприемлемых для новолюдов генов.

При проведении такой реформы страна стремительно освободится от коррупции и криминала, за считаные годы разрешив проблемы, от которых не могла избавиться на протяжении столетий. В итоге общество составят послушники , следующие постановлениям закона, непослушники , временно находящиеся на особом положении, и каторжане, возводящие мосты через водные преграды, прокладывающие магистрали через тайгу и горные хребты, освобождающие сельскохозяйственные степи от ледяных объятий вечной мерзлоты…

Проснулся и удивился: что это такое хорошее звучит в моей голове?

Прислушался – внутри текли, как масло, музыкальные слова: сделал невероятное, принимайся за невозможное .

Уверенность и покой играли вьюном на перекатах масляного ручейка.

Откуда?

Слова повторялись и повторялись, как закольцованный интерьерный фонтан для уюта – видел такие в лавке. Можно их, как видно, поставить и в голову.

Должно быть, мне снова снился солнечный русский. Да, кто-то всемогущий приходил в мой сон – ушёл, а след его остался.

Все, кроме меня и Сергея, уже были на ногах.

Глеб гимнастическим упражнением разминал поясницу.

Фёдор извлекал из рюкзака горные ботинки.

Вася продолжал вечернюю тему. По его мнению, воздух в горах теперь безнадёжно испорчен – разумеется, по вине наших бедных желудков, отведавших Фёдоровой чечевицы.

Я невольно потянул носом воздух – да нет, порядок.

– Будь я Исав, – признался Вася, – не видать тебе первородства.

– Знаешь, Вася, – Фёдор даже не посмотрел в его сторону, – если б ты на суку сидел, я бы его отпилил.

После чая с лепёшкой и сыром Глеб, Фёдор и Вася, повязав головы банданами и закинув за спину рюкзаки с фотоаппаратурой, отправились к Алаудинским озёрам запечатлевать пространство.

Чуть позже, прихватив трекинговые палки, на прогулку отправились и мы с Сергеем. Каждый сам по себе.

Возле ограды альпбазы стоял белый «крузак» с дипломатическими номерами. Вчера его не было.

Через калитку, выводящую на горную тропу, вышел к ручью, то собиравшемуся в тихо звенящую струю, то широко разливавшемуся на пологом мшистом склоне в ползущую, как камбала по дну, лужу. Покрытый слоем воды мох походил на зелёный каракуль.

Здесь начиналась и уходила вверх роща. Сплошь арча. Такой вымахавший с приличное дерево можжевельник, покрытый, как ящер, чешуёй вместо иголок.

Палки пришлись кстати – склон становился круче. Лёгкий пух взвивался в голове и колотилось сердце – какая ни есть, а высота. А где высота, там быстрая усталость и одышка.

Тропинка в роще расплеталась на целый пучок терявшихся за кручёными узловатыми стволами и вновь сходящихся ответвлений.

Сначала услышал молодые голоса и лающий немецкий говор, потом за чешуйчатыми ветками арчи мелькнули четыре фигуры в ярких куртках. Два парня и две девицы спускались вниз по соседней тропе.

Увидев меня, замолчали, насторожились – известно, памятки туроператоров объединённой Европы пугают клиентов непредсказуемостью местных дикарей, – сказали: «Здраз-двуй-де».

Я улыбнулся: «Ва-алейкум».

Разошлись удовлетворённые.

Должно быть, у ограды базы стоял их «крузак». Прогулка выходного дня посольских немцев или их гостей.

Вышел прямиком к мёртвому об эту пору лагерю.

Сложенные из камней сараюшки-нужники. Проплешины на местах установки палаток. Какие-то прямоугольники не то фундаментов, не то неведомого назначения ячеек.

На скале рядом с вытоптанной площадкой – стальная нержавеющая доска с гравировкой. Имена, дата – в память о сорвавшихся товарищах.

Отсюда открывался вид на чашу Большого Алаудинского озера, которое на поверку оказалось невелико, и сияющие снежниками на склонах пики.

А может, это было Малое Алаудинское.

Подумал о товарищах: тщета – снимок никогда не передаст захватывающий дух объём, прикосновение перелетевшего из тени на припёк зефира, прохладный свет небес, выдавливающий сквозь прищур слезу, и безукоризненную кладку прозрачных кристаллов пустынного пространства.

Всегда придётся делать скидку на условность картинки. Она подключает только зрение и оставляет безучастными другие чувства. Так снятая на камеру всенощная не передает восторг пасхальной литургии.

В ярко-бирюзовой воде озера отражалось ярко-бирюзовое небо. Причём вода по насыщенности цвета определённо у неба выигрывала.

По берегам местами белел потрескавшийся ледовый припай.

Между камнями тут и там ещё лежали пятна снега.

Возле кромки припая устанавливал на штативе камеру Фёдор – опознал его издали по жёлтой бандане.

Спустился к озеру.