Иван Зорин - Зачем жить, если завтра умирать (сборник)

– Слишком много заказов, – буркнул он, растворяясь в толпе.

Так я узнал, что стою в очереди. И почувствовал ревность.

– А вы примитивны, – поддел я его на следующем занятии, – выше ножа ничего не выдумали. Один – ноль?

Он больше не ухмылялся. А уже вечером меня едва не переехала машина. Потом грохнулась с крыши сосулька, и я спасся чудом.

– Опять промах! – подкараулил я его после занятий. – Убить непросто. Даже психологически.

– Тогда почему на свете миллионы убийц?

Он оскалился. И я чуть не влепил ему пощёчину.

– А, может, помощь нужна? Разгрузить очередь?

Он повернулся на каблуках.

– Две попытки за мной! – крикнул я вдогон.

С тех пор моя жизнь переменилась. Теперь я пролистывав книги задом наперёд, а думал о Дрыне. Я уже не замечал дыр в кармане, не ломал голову, где достать кусок хлеба, не видел своего одиночества. Оно отступило, как отражение, когда, насвистывая, отходишь от зеркала. У меня появился кровный друг, тот единственный, кому я был небезразличен. Мы шли теперь в одной связке, то я был его поводырём, то он моим. Поначалу я только защищался, избегая его ловушек. А Дрын становился всё изощрённее – подсыпал яда, стрелял через дверной глазок. За ним уже числились десятки попыток, казалось, он вот-вот добьётся цели…»

– Извините, Владислав, но это какая-то пародия, – обиженно перебил Лецке. – И списана с нас, а вы обещали…

– Имейте терпение, мой дорогой критик.

Мезряков переложил лист, принявшись за следующий.

«Свет едва пробивался сквозь пыльное решётчатое окно, на столе душно желтели флоксы. Перестав писать, следователь поднял глаза:

– А когда у вас появилось желание расправиться с Дрыном?

Человек в наручниках заёрзал на стуле.

– Оно появилось значительно позже, когда в нём всё стало раздражать. Он был для меня живым укором. „Я – не ты, а ты – не я!“ – хмыкал он при разговоре, замечая, как я нервно комкаю в кармане платок. Мочась на снег, он успевал расписаться желтоватой струёй. А я? В лесу едва дотерпишь до общественного туалета „Пардон!“ – дёрнув дверь, смутишься, обнаружив кабину занятой. „Запираться надо!“ – гаркнет Дрын, выгоняя занявшего пинками. Воспитание? Сказки для дураков! Я его почти ненавидел! „А ты, смотрю, добра не нажил, – заглянув как-то в гости, уселся он за стол и начал стричь ногти на газету. – Гроб-то придётся напрокат брать“.

– Так вы близко сошлись?

– Ближе некуда! В дни перемирия даже философствовали за рюмкой. „Живём, будто в компьютерной игре, – подливал он мне. – И к своей жизни относимся, как к виртуальной, и к чужой“. „Будто вечные“, – чокался с ним я. „Потому что привычка останавливает время, день становится похожим на день, как две капли. Она, конечно, гарантирует от сумасшествия, но кредитует скуку“. – „Мы втайне в бессмертие верим, иначе бы так бездарно время не тратили“. – „Виртуальные герои тоже верят, а потом – гейм воре!“

Расставаясь, пожимали руку. Чтобы опять взяться за ножи, чтобы снова вырыть томагавки.

– А когда же вы стали убийцей?

– Когда? Знаете, убеждённых подлецов мало. Преобладают негодяи по слабости. Чтобы не сподличать, силы нужны, твёрдость. А люди плывут по течению, чуть что: „Ах, оставьте меня в покое!“ И нет им никакого до вас дела. Хотя при случае прихватят, что плохо лежит. Им и убить-то страшно, это ж тоже мужество иметь надо…

– Я спрашиваю, когда вы стали убивать.

– Так я вам и отвечаю. Была у меня жена, которая постоянно капризничала: „У тебя всё время дела! Нам даже некогда заняться любовью!“ – „А чем же, по-твоему, – говорю, – мы занимаемся, когда скандалим? Если есть любовь, ею занимаются всегда“. И ненависть такая же. Вон и Господь явил нам бесконечную любовь, а Его распяли. А сейчас? Блекло всё, вяло…

– Значит, убивали от полноты чувств?

– А от чего же? По крайней мере, не лицемерил, не актёрствовал. Под влиянием Дрына вышел из роли. А чего притворяться? И так кругом тряпки, вроде меня до появления Дрына.

– А какой он, Дрын? Опишите.

– Искать станете?

– Просто интересно.

Человек в наручниках состроил гримасу.

– Да был ли Дрын? Может, Дрына-то и не было?

– А за кем же тогда тянутся убийства?

– Считайте, очередь разгружал… На тот свет.

– И которым в ней оказался Дрын?

Человек чуть не расплакался.

– Да они все – дрыны! От первого до последнего! Я их с детства терпел. Ах, уроки не выучил, ступай в угол! Наказываю тебя ради твоего же блага! Плохо работаешь, потому и мало получаешь! Вон, сосед жене машину подарил, а ты? Неделя прошла, что мне приятного сделал? И – дрын-дрын-дрын! А телевизор? Правительство работает в нужном направлении! Терроризм не пройдёт! Дрын-дрын-дрын! И все они ловят меня, хотят уничтожить, испепелить! Так уж лучше я их, а?

Громыхнув наручниками, человек погрозил стене.

– Самооборона?

– Отчаявшегося! У Дрына-то руки о-го-го, какие, где хочешь, достанет! А мои только ножом и удлинишь. И меня же теперь чудовищем выставляют!

Человек закусил губу.

– А вы, значит, герой?

– Ещё бы, раз и за вас бился!

– Я уж как-нибудь сам… Вернёмся к Дрыну. К вашим „казакам-разбойникам“.

– А чего к ним возвращаться? Я и теперь – разбойник, вы – казак. Или нет? Или вы не Дрын? Лучше я про очередь расскажу. Я долго их слушал, думал, они умнее. А оказалось, прав Дрын – тупицы…

Человек уставился в угол.

– А жена тоже – Дрын?

– Конечно. Весь мир – Дрын. А ей по природе положено. И дьявол был женщиной…

– Был?

– Ну да. Он умер, не выдержав с нами конкуренции.

Человек вздохнул.

– А Бог?

Человек пожал плечами.

– Не знаю. Похоже, он развел нас, как рыб в садке, чтобы пускать после смерти на свои нужды. Вроде как на органы.

– Что пускать? Душу?

– Да. Только душа со временем вся вышла! Вот и стали мы неинтересны, вот и остались без присмотра. И развелись такие, как Дрын. Они, как домашние животные, без хозяина дичают…

(Краем глаза посмотрев на Лецке, Мезряков взял новый лист.) Кабинет уже наполнил вечер. Посреди бумаг тускло светила настольная лампа.

– Забавный сон, – устало потянулся врач, отложив историю болезни. – Любопытная деперсонализация зла. И сколько же раз вы убивали Дрына?

Человек в больничном халате проглотил слюну.

– Не считал, много.

– А в себе?

– В себе?

– Ну да.

– Эта мысль мне не приходила.

– Рано или поздно пришла бы. А за ней и суицид. Так что вы вовремя обратились к нам, Агафон Дрын».

Собрав листы в обратном порядке, Мезряков выровнял их, постучав о стол. Лецке посмотрел с удивлением.

– А при чём здесь бездарно проведенная жизнь? Это же рассказ про психопата.

– А кто, по-вашему, мы с вами?

Усмехнувшись, Лецке пожал плечами. Отложив листы, Мезряков обнял его: