Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

«Ведут себя прям как люди, эти правнуки помеси дикого и домашнего сизаря. И судьбы их немало схожи… Только те собраний своих у ночлежек не проводют, а эти поорганизованнее будут, роднее к матушке-природе», – с улыбкой подумал Рахимжаныч. Внимательно осмотрел всех собравшихся теперь в одну более чем сотню разнопёрых и, нахмуривши давно не стриженные черно-седые брови, негромко встревожился:

– А где ж мои белокрылки, краснари-красавцы запропали-то? Неужто их, доверчивых добряков, опять поганец какой, ёкарный бабайка?..

И стал беспокойно вертеть головой по сторонам, вглядываясь в земную и небесную даль. Невольно при этом вспоминая и тот первоапрельский день их стариковско-голубиного знакомства…

…Осиротевший после кончины жены старик начал тогда «разбавлять» своё одиночество любимым с недавних пор пивом. А на этот раз его наведал бывший «коллега по метле и лопате», который предложил ему вылазку в ближайшую «забегаловку». Сели отставные дворники за угловой столик, золотистый глоток пошел за глотком, слово поползло на слово. И «размякший» даже от такого градуса Рахимжаныч пожаловался напарнику на безысходность своей «безголосой житухи».

– А ты, братан, того… заведи себе голубей, – с нарочитым видом их знатока предложил тот. – Скуку твою в землянке-развалюхе враз развеють, а кормить и ухаживать за имя что за кошкой… Дажеть сами тебе опосля воды подадуть.

– Да не бреши ты, хохол! – махнул рукой разордевшийся старик, но уперся в обидчиво-строгий взгляд Коляна и громко спросил: – Ладно те, а где ж мне взять таких помощников-то?!

Тот пожал плечами (мол, кумекай сам) и вышел перекурить. его место тут же занял парень с золотой фиксой, на распахнутой груди которого виднелась тюремная наколка голубя. Представился «менеджером компании по выращиванию породистой птицы» и очень доверительным тоном сказал захмелевшему Рахимжанычу:

– Извините, что случайно услышал вашу, почтенный аташка, проблему… У нас уже готова парочка очень добрых, покладистых голубей элитной николаевской породы… Ну не птицы, а лю-ю-юди с крыльями, стопудово! Один слепой дядька готов дать за них аж полторы тысячи баксов. Но вам они, кажется, сейчас нужнее. Поэтому уступлю… Берите за тысячу.

«Ну, коли слепой даже хоти́т взять, то голубочки те, видать, всерьез стоящие, – задумался, глядя на фиксатого, седой собеседник. – Да и м-м-меня…жер этот, тьфу ты… слово-то какое смастерили, аж во рту не помещается. Так вот, чувствуется, чел он порядочный, с вывеской фирмы аж на груди… Дорого, конечно, для рядового пенсионера-то. Но на нянек да «тимуровцев» нонешних может уплыть деньжат ещё боле».

– Жаксы́, уважаемый! – по-хозяйски приударил он по столу костлявым кулаком. – Ради таких помощников-то, ёкарный бабайка, не грех будет и заначкой ещё старой, трудовой, пожертвовать.

А на следующий день у перекошенной калитки обнадёженного покупателя стоял уже тот «менеджер» с сетчатой коробкой. В ней молчаливо переживала свое только что свершенное у речки похищение пара обычных бездомных голубей. «Как же можно было так довериться, клюнуть на хлебную корочку этого проходимца? – думали они. – Теперь вот и волюшку свою потеряли». А продавец их переживал о другом: «Хоть бы не раскусил этот лох-старик мою лажу об их породистости».

– Ишь ты-ы-ы, какие белокры-ы-ылки… краснари-красавцы! – почти воскликнул ничего не смыслящий в голубятных делах Рахимжаныч. – Няньки-то вы мои, кормельцы-то разумные!

– Только подержите их, почтеннейший, хотя бы с недельку в коробке, чёб попривыкли. Тут и жрач… то есть пища имеется, и вода, – весело напутствовал продавец. Прикрыл рубашкой силуэт «свободной птицы» на своей груди и почти трусцой удалился прочь.

Новоиспечённый хозяин, дабы быстрее и лучше познать своих питомцев, стал активно собирать о них любую полезную информацию. И только после того как выпустил их на улицу и они с улётной радостью захлопали крыльями, окончательно расстроился. «Надул он меня, ёкарный бабайка… Ну, я тебе сейчас!» – мысленно сжал он сухонькие кулаки и отправился в знакомую пивнушку. Но там такого клиента даже припомнить не смогли.

– Вот те, старый баран, и «нянечки» с крылышками… Да аж за шестимесячную пенсию, – едва не заплакал у коробки аксакал. – Теперь сам и полезай в неё, доклевывай там харчи голубины-то.

А сами пернатые, вырвавшись опять на волю, тоже его вспоминали. Даже ворковать перестали, по-своему жалея о случившемся не по их вине. И когда все же решились наведать одинокого старца, у того от растерянности чуть не выпала вставная челюсть. Не знал, как ответить на радость эту. Высыпал им все свои кухонные крошки и стыдливо подумал: «Чо это я за жадина, ёкарный бабайка?!» Взял оставшийся от ужина кусок хлеба, баночку воды и с улыбкой пошлепал к ним опять. Так сжились они помаленечку, породнились. Но с каждой новой неделей, всё больше познавая голубиный язык, старик замечал и не очень приятное. его питомцы стали меньше клевать и пить, реже перемещаться даже по сараю. Их воркование было всё раздраженнее, переросло прямо-таки в «семейную ссору».

– Ор-р-р… ор-р-р! – коротко почти прокричал ту-поклювый с петушком самец. – Хва… хватит привыкать к старику, пора возвращаться на в-в-волю!

– Вур, вур! – огрызнулась отвернувшаяся от него голубка. – Чё то я не влетаю! Он же слабенький, тыщу бабок за нас отдал… А мы чё, шакалы какие-то, оставим его наедине с нашим пометом?

– О-ор-р-р! – сердито тот дёрнул её за хвост. – Ты ещё и крылышки свои в слезах намочи, тогда уж точно останешься старость его доворковывать… В-в-все, не менжуйся!

– Ву-у-ур-р, мой милый, ты в такой сваре можешь… даже остатки своих супружеских навыков потерять, – перешла на доверительный шепоток голубка. – Пойми же, нельзя его так резко покидать. Давай потихонечку это расставание подготовим, а потом и взмахнем.

Помолчали немного и заворковали уже на более спокойных тонах. А подслушавший их из-за приоткрытой двери Рахимжаныч растерянно задумался. «Ёкарный бабайка! – закрыл он рукой рот, чтобы не вскрикнуть. – Выходит, тяжело имя со мною-то, тяжко в неволе жить, да с дряхлым стариком вдобавок. Зачем имя такое наказание-то?.. И я в ихние зенки теперь совестливо зырить не смогу». Проморгав появившиеся на зрачках скупые слезинки, зашел к ним и с тяжелым вздохом произнес:

– Вот чё, ребятушки-голубушки! Большой рахмет за житье-бытье со мною… Очухался я с вами, поо-креп маленько. Теперь и вам на волю пора… Нече тут из курятника-то по небу тосковать. Летите к своим… А пожелаете старика попроведывать, так это оконце завсегда будет отворено. – Приоткрыл его полупрогнившую раму, посмотрел с натянутой улыбкой на замолчавшую пару уже полюбившихся ему пернатых и взмахнул рукой: – Ну, смелее! К-кыш… кыш отсюдова!