Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

– У вас же он электронный, на целое деление искажение даёт, – убирая со лба прядь смолистых волос, сдержанно заметила дочь.

– Ну, ничего уже, тенденция пошла положительная, – теперь отвергла её подозрения, не поднимая головы от заполнения «сигнального листа участковой поликлинике», сама докторша.

– Конечно, только без укола анальгина с димедролом тут вряд ли обойдёмся, – продемонстрировала свои медпознания дочь Кюфаряна.

– Что вы! – повысила голос вскинувшая на неё усталый за смену взгляд круглолицая врачиха. – У меня осталось-то их всего по две ампулы. А сейчас вот ехать к ребёнку… Нет, такому пожилому отдать не могу, парацетамольчику ему будет достаточно.

«До чего я дожил, забодай циркач осу? Даже уколы на моей старости уже экономят!» – пронзил себя обидой ветеран и отвернулся лицом к стене. А медики собрались под растерянный взгляд его дочки и спешно направились к выходу. Но едва приблизились к двери, как подслушивающий их Ник вдруг чудом выскочил из клетки и перегородил оставшийся путь. «Ишь, какие спрытные… ветеринары в цирковом животнике, и те внимательнее были!» – оскалив обезьяньи зубы с двумя клыками, пробурчал он понятным только для себя языком. Принял позу точно ожившей в парке скульптуры защитника революции и стал делать отталкивающие от себя движения густошёрстными руками. Словно возвращая с визгом медиков назад, к больному.

– Ты что, Ник?! Людей-то по-любому надо выпустить, – опешила хозяйская дочь.

Она попыталась встать меж ними и закрывшим собой дверь макаком. Но он ещё больше завизжал, запрыгал. Остановить его смог лишь нежданно прилетевший из комнаты стон Кюфаряна. Медики в недоумении переглянулись и неохотно вернулись к ставшему багровым больному. Тот водил рукой по грудине и, не поднимая на них глаз, прошептал:

– Какое-то жжение появилось, аж до левой руки доходит.

«Вот те и пар… пар… цэт… тьфу ты, не только язык об это название пилюли сломаешь, но и голову», – подумал вспотевший от обезьяньего перенапряжения макак и молча ретировался в клетку.

Медбрат стал вытаскивать из сумки всё тот же тонометр, но хозяйская дочь его опередила:

– Да не надо вашей игрушки, давайте это сделаем нашим ручным.

Докторша согласилась, послушала, сбила давление и пришла к выводу о немедленной госпитализации в кардиоцентр. его дежурный врач организовал экспресс-обследование пациента и, не отводя взгляда от полученных результатов, спросил у него:

– Выпиваете, батенька?

– В смы-ы-ысле… воду? – растерянно протянул тот.

– Да нет, водочку или что там ещё.

– Ну, по праздникам маленько. А бывает, чо и пятница переходит в питницу.

– Это хорошо, – серьёзно заметил врач. – ещё бы вам не курить.

– Уже лет тридцать даже запах не переношу… А к чему это вы?

– К тому, что одна из предсердных артерий забита у вас примерно на девяносто процентов холестерином. Надо срочно оперировать, – и врач перевёл взгляд на молодого, только что привезённого из хирургии мужчину. – Вот у него всё наоборот, заядлый курильщик не потребляет ни грамма спиртного. В результате аналогичная с вашей, батенька, артерия оказалась хрупче пластика на морозе… Пришлось делать шунтирование, менять её, вскрывая грудину.

– И мне т-т-тоже хо… хотите так? – стал заикаться побледневший Кюфарян.

– Почему ж? если говорите правду, то ваши сосуды, батенька, должны быть эластичнее, пригожими для введения специального зонта. В общем, завтра посмотрим.

И врач не оговорился. Смутновато, но подглядеть этот процесс довелось также самому пациенту. «Чем же это, забодай циркач осу, для меня закончится?» – не без боязни посмотрел на монитор он. А когда начал провожать взглядом поднимающееся по его артерии от бедра к сердцу подобие червячка, насторожился почти до беспамятства. Приоткрыл глаза лишь в самый кульминационный момент. Непосредственно у сердца этот «червячок» слегка разбух в артерии, и словно дремавшая в ней кровь весело зациркулировала по своему природному маршруту.

– Не знаю, кого вы должны благодарить, батенька, – вскоре заглянув в послеоперационную палату, с улыбкой резюмировал врач. – Но привезли вас сюда очень вовремя… Так что непременно благодарите её или его.

– Получается, чо его, медвежьего мака-а-ака, – задумчиво вымолвил осчастливленный такой врачебной фразой пациент. – Обезьянку благодарить должен буду.

Немую паузу нарушил лишь кашлянувший сосед по койке, на которого подействовали вчерашние слова врача о судьбе курильщика. «Неужели он так перепугался, что в его душевно-мозговой аппарат аж обезьянка забралась?» – выпучив на Кюфаряна бегающие глаза, подумал хирург и на всякий случай деликатно ему рекомендовал:

– Вот полежите пару-тройку дней, и надо бы ещё невропатологу показаться, анализы дополнительные… на самочувствие сдать.

А тот наоборот посчитал, что именно доктор от усталости «пургу гонит, раз такую фигню предлагает». Да и не стал его уже слушать, зациклился на теме другой – как же ему теперь и когда претворять задуманное по переселению Ника. Мучился этим вопросом до самого возвращения домой. Дочь от радости накрыла чуть ли не праздничный стол. И уже за чаем, едва послышался голосок проснувшейся малышки, серьёзно сказала:

– Знаешь, пап, как говаривает твой сбежавший «бэушник»-зять, давай-ка «перетрём» сейчас… короче, я хочу поговорить о Нике…

Но тут же послышался из спальни детский плач, и она побежала к девочке. Вернулась с ней на руках и улыбчиво посмотрела на отца. «Ну, вот и закончился наш с обезьянкой антракт, забодай циркач осу, пора выходить на арену», – отставив в сторонку кружку с недопитым чаем, подумал он и тревожно-притихшим голосом произнёс:

– Я понял тебя, доча, не продолжай… Как ни больно даже моему подшаманенному «мотору», но завтра же и начну строить новую жизнь макака. С переселением его на старое место, пускай с родичами своими лесными вновь ручкается…

Ник услышал это, присел на пенёк в клетке и обхватил руками голову с быстро краснеющим от обиды лицом. Закачал ею по сторонам, словно облитый кипятком нервного стресса человек, и мысленно решил: «Нет, шефушка мой, лучшей я в пригородный лес слиняю, но в цирковой хлев… Здесь даже жратву дают в зависимости от твоей родословной и должностного статуса. Ни за что не поеду!»

– Успокойся, папочка. Ты меня не так по-о-онял… Просто Ник оказался хорошим парнем, и я, напротив, предлагаю оставить его у нас. Только надо поменяться с тобой комнатами, добротнее утеплить балкон, и пусть он там себе живёт под твоим приглядом.

Макак не поверил услышанному и даже просунул ухо в решётчатую ячейку. Но когда до него донёсся одобрительный ответ Кюфаряна, выпрямился во весь обезьяний рост и чуть от радости не прослезился. Опять, как и две недели назад, запрыгал по ставшим для него ещё роднее декоративным деревьям и полкам клетки. Наполняя её и постепенно всю квартиру какой-то новой трелью и щебетом понятного сейчас только ему одному земного счастья. И даже впервые за годы проживания здесь захлопал в ладоши, как будто выступает в роли благодарного зрителя и артиста одновременно.