Маргарита Азарова - Оцелот Куна

Вот я загнул. Представим, что голос материален, и вот оно, прозрение – он объект моего вожделения. Всё, прекращаю думать на эту тему.

Но как она всё же чувствует нюансы, как она проставляет свои вокальные акценты! Это просто диво дивное. Если даже это не любовь, всё же терять её из виду никак нельзя, несмотря на весь свой багаж желаний, она – воплощение своего голоса.

Сегодня был тот редкий день, когда можно было принадлежать себе и не задумываться о последствиях такого досуга. Погода располагала к прогулке. Снежинки бабочками слетались на рукотворные городские сугробы, под ногами снег скрипел своей постоянной квинтой, и это постоянство настраивало на спокойное циклично-надёжное восприятие мироздания. Это было не дежавю, а какое-то понимание фатальности происходящего, когда ты точно знаешь – именно так всё и должно быть: должен падать именно такой снег, именно так должны плыть облака и должно светить солнце.

– Хочешь, пойдём в кино, – предложил я Жанне.

– Сто лет не была в кинотеатре. По телику всё время какие-то сериалы гоняют.

– Да, по телику теперь фильмы идут в промежутках многосерийной рекламы с быстро меняющейся смысловой нагрузкой. Убегая от этого абсурда, переключая, можно попасть в сюрреализм: услышав какой-либо вопрос на одном канале, тут же получить на него ответ в передаче по совершенно противоположной тематике на другом канале, будто нажатием кнопки пульта управляешь неведомым шоу…

Попытался вспомнить хоть один пример, но, видимо, мои эмоции, сопровождающие это явление, отторгли логику и не дали скрестить ни одну из фраз. Я перестал копаться в уголках памяти и посмотрел на табло с расписанием сеансов.

Билетов, как ни странно, в кассе оказалось мало (не до выбора желанной позиции для просмотра), и мы довольствовались крайними местами от прохода. И народ никак не мог угомониться – сновал мимо туда-сюда, постоянно соприкасаясь с нами невозможным образом: руками, ногами, пакетами с едой, бутылками пива, своим ауристическим настроем…

Сегодня мне этот тусовочный нон-стоп мешал больше, чем обычно, и в какой-то момент у меня возникло желание вообще ретироваться: мне казалось, что публика не уймётся никогда…

– Спокойно, – сказал я себе, – не так всё плохо, надо о билетах заботиться заранее, и я даю себе установку: никто не испортит, не расплещет моего всепрощающего, всеобъемлющего настроения.

Жанну, видимо, этот «хоровод» вокруг нас не напрягал, она сидела спокойно в ожидании сеанса.

– Смотрим? – спросил я её.

– Смотрим, – ответила она.

Я не пытался взять её за руку, хотя до сеанса думал, что этот знак внимания я сегодня себе позволю. Меня целиком захватил сюжет, что бывает нечасто. Обычная мелодрама, но как-то по-иному представил режиссёр тему адюльтера, высматривая в человеческих поступках и мыслях предпосылки и, в зависимости от внутренней, душевной организации героев, результат этих предпосылок. Мужчина женился, но, не задумываясь над мотивацией и последствиями своих действий, идёт на поводу у своих обычных сексуальных потребностей. Ему даже не приходит в голову мысль, что он может лишиться главной женщины в своей жизни, поддавшись мимолётному увлечению. Она – его жена, обладающая более тонкой душевной организацией, встретив своего бывшего возлюбленного, вдруг понимает, что любит его именно той любовью, которая давала бы ей полноту чувств, в которой нет места мелочным подозрениям, банальной ревности… Но – готова ли она перечеркнуть всё то, чем она связана с мужем? И какая измена несёт большую разрушительную силу отношениям между мужчиной и женщиной – физическая или духовная?…

После сеанса Жанна была необычно задумчива и молчалива.

Мы вышли из душного, полного неуёмной энергетики помещения. Снег под моими ногами – как клавиши под пальцами музыканта – выдавал «до», «соль»: «до» – пятка, «соль» – мысок. И слышалось: на октаву выше Жанна – «до» – пятка, «соль» – мысок. Сейчас я готов был к этой музыке, и она не казалась мне однообразной.

Синусоида моих мыслей замерла на полпути, не достигнув очередной своей фазы: туда плюхнулось моё недоумение, накопленное от состояния эмбриона до дипломированного специалиста в области звукорежиссуры. Если в твоей голове звучит музыка и при этом ты думаешь, как технически довести её выразительность до совершенства, значит, ты звукорежиссёр – другого не дано. И выкидывать его, то есть звукорежиссёра, из творческой амплитуды бесцеремонной иллюстрации прозаических взаимоотношений человеческих индивидуумов, по меньшей мере, негуманно.

– Как оказалось это бесформенное создание женского пола в неглиже в святая святых повелителей звука? Как?

До спектакля тридцать минут, а ответ на этот вопрос остаётся риторическим. Над ней не пришлось бы работать костюмеру, а тем более – гримёру, если бы она была занята в апофеозе батальных сцен. Но палитра красок, замешанная на лице и теле, не вызывала сочувствия, а скорее удивляла, вызывала чувство отвращения и какого-то ощущения, похожего на сам объект, скотской брезгливости.

– Да, не ожидал я сам от себя, право, не ожидал.

– Сноб я, что ли, отпетый?

– Нет, ещё не хватало мне моего гороскопо-скорпионского, саморазрушительного анализа восприятия внешнего мира и своей роли в нём.

– Ни за что!

– Тётка, ты как здесь оказалась, такая вся красивая, не побоюсь этого слова, эротично-наглая, на рабочем месте людей высокоинтеллектуального труда?

Ответа не последовало, а я понимал, что только чисто механически для себя задаю вопрос, но ответа на него слышать не хочу. Я не хочу её видеть. Хочу закрыть глаза и, открыв их, обнаружить, что всё это мне просто показалось от чрезмерной впечатлительности. Но, оглянувшись, я понял, что мне так просто не отделаться, я не смогу спрятать голову в песок… не смогу прошагать мимо и – пусть эту пакостную кашу расхлёбывает кто-нибудь другой.

Рядом со мной стоял народ и в глубоком недоумении смотрел на это чудо-юдо, ожидая объяснений её неформальному присутствию в храме служителей Мельпомены. Я пребывал в глубоком замешательстве.

А создание женского пола соизволило открыть рот и выплеснуть нам – невольным слушателям – звуки, причём, коснувшиеся в большей мере почему-то меня:

– Немного подташнивает, но это ничего, главное – тепло. Сейчас симпатичный старикан притащит мне харчика, а может – даже стаканчик водочки…

– И что же ты, малолетка, глазеешь на меня и бормочешь себе под нос, голых баб не видел? Вот ведь молодёжь пошла, а, может, ты хочешь развлечься, сосунок, так я не прочь, только за всё, дружок, надо платить. Ах, да ещё старикан сейчас завалится сюда. Но ничего и с двумя справлюсь, и не такое со мной бывало. Если бы ты меня видел в молодости, какая я была куколка…