Фарид Нагим - Мужчины о счастье. Современные рассказы о любви

Дома она стала ещё аккуратнее, разобрала бытовые приборы, чтобы протереть изнутри. Собрать обратно не смогла. Расстроила утрата телевизора, зато сколько пыли удалось из него вымести. Выливая воду в раковину, подумала о том, какая грязь покрывает сливные трубы. Разобрала те, которые шли вдоль стен. Промыла ёршиком, но на место, чтобы опять не загрязнились, не поставила.

Откуда-то, из недоступных для её тряпок и губок уголков, проникло чувство бессилия. Допустим, свои двухкомнатные сорок восемь метров она отмоет, допустим, разделит безупречно всё, от чего ежедневно избавляются жильцы дома, но остальной город да и весь мир так и будет копошиться в грязи и нерациональной переработке отходов. Да что мир, она сама нечиста, полна микробов и вирусов.

Она отволокла все свои мешки с бумагой, пластиком, стеклом, металлом и органикой к мусорному контейнеру и ссыпала вперемешку. А вернувшись к себе, стала пить из горлышка средство для снятия известкового налёта.

Тут бы эта история и могла закончиться, но некоторые из предыдущих обстоятельств обеспечили её продолжение. Разборка и мытьё канализационных труб привели к тому, что у жильца снизу стало капать. Он знал, что сверху прописана психованная, и если стук и скрип, сопутствующие делу разделения мусора, его не слишком раздражали, то пятно на потолке показалось недопустимым.

Он стал звонить в дверь и услышал звуки, напомнившие ему те, которые он сам издавал, скорчившись над школьным унитазом на выпускной. Этот непроизвольный экскурс в юность вызвал в нём прилив нежности, и он дёрнул дверь. Та оказалась не заперта, в результате чего сосед снизу оказал первую помощь.

Из больницы она вернулась, как водится, бледной, но тот, что снизу, взялся повышать её гемоглобин. Теперь у них всё хорошо, разве что её немного раздражает его манера полоскать рот последним глотком чая. Но она понимает – это ради чистоты.

Всё началось с того, что мы собрались у меня. Я, Ковров и Баранов.

Было это весной. Помню, недавно начался пост. Собрались, значит, мы, и сделалось нам ещё хуже, чем было. Поодиночке мы находились в тоске, а вместе нас и вовсе развезло. У каждого были проблемы. Меня с работы выгнали. Ковров болтался непонятно где, с работой тоже беда. Баранов был актёром. А у них, даже если всё хорошо, всё равно всё плохо.

– Надо ехать в Иваново, – сказал Ковров.

Нам предложение понравилось. Помимо прочих проблем, проблемы с женским полом у всех троих имелись тоже. Общение с женщинами приносило больше неприятных моментов, чем хотелось бы. Иваново нам представлялось оазисом, где бродят толпы сговорчивых и нескандальных девиц. Мне к тому же казалось, что там тропический климат.

После я бывал в Иванове. Там стояли такие холода, что пришлось покупать меховую шапку на рынке. Да и девушек, жадных до мужчин, я там не заметил.

Сидя у меня в квартире, мы стали выяснять, далеко ли это самое Иваново. Оказалось, далеко. Тут случилась заминка. Ехать в такую даль было неохота. Хотя до этого мы все хором говорили: «Давайте сорвёмся куда-нибудь без подготовки, спонтанно, как в былые времена». Как в былые времена – не получалось. Каждому из нас было почти по тридцать. Безумные поступки остались в прошлом. Надо было искать что-то поближе.

Баранов вышел куда-то. Мы с Ковровым взяли журнал «Досуг». «Досуг» в приличном смысле этого слова.

– Давай в дом отдыха поедем, – предложил я.

Ковров согласился. Ему, похоже, было всё равно. В «Досуге» мы нашли телефоны. Можно было позвонить в дом отдыха. Что мы и сделали. Я помню, в нескольких домах отдыха нам ответили какие-то странные голоса. Мне представилось, что на том конце провода сарай, по которому и бродят пьяные невыспавшиеся люди. Наконец приятный женский голос сказал, что, мол, будем рады вас видеть, приезжайте, номеров свободных полно.

Вернулся Баранов. Наше сообщение по поводу дома отдыха принял поначалу в штыки. Он всегда подвергал всё сомнению.

А ещё у Баранова есть такая особенность: он, когда спектакль у него в театре заканчивается, всегда звонит сразу в несколько мест. Сейчас я объясню, что я имею в виду. Он звонит сразу по нескольким телефонам, убеждается, что его ждут в, положим, шести домах, и после спокойно выбирает. А в гости ему обязательно надо поехать. Потому что у артистов обычно после спектакля мандраж. Энергии много, а растрачивать её уже не перед кем.

Баранов сначала поломался, но затем всё же согласился ехать с нами.

Дом отдыха находился неподалёку от города под названием Клин. Решили долго не собираться. Ничего особенного с собой не брать. Кроме еды. Немедленно отправились за едой. Пошли в магазин. Три здоровенных лося. И с шутками-прибаутками стали выбирать себе продукты. Как это ни странно, Ковров и Баранов в это время постились. Странно это потому, что обычно пощусь я. Но в этот пост я вовсю ел мясо. Баранов и Ковров выбирали рыбные консервы. По мне, это жуткая гадость. Что щука, что какой-нибудь карп – один и тот же вкус горького томатного соуса. Я лично, долго не думая, взял себе куриные окорочка. Штук, наверное, шесть. Окорочка были копчёные. Они уместились в один небольшой целлофановый пакет. Окорочка были похожи на бумеранги. Ковров и Баранов, разумеется, стали надо мной издеваться. Мол, я покушать люблю. Всю жизнь они надо мной издеваются, типа я толстый. Успокаивает то, что сейчас и Ковров, и Баранов – сами не слишком худые молодые люди.

Короче, набрали мы еды. Не помню уже, во что сложили, и выдвинулись. Ехали на электричке. Часто бегали курить. Баранов курит маленькие самокрутки. Сворачивать их долго, курить тяжело. Один у них есть плюс. Времени много уходит на возню с ними. Я, к примеру, часто не знаю, как мне время потратить, а это, между прочим, отличный способ.

Говоря о поездках на электричке, вспоминаю одну сцену. Моё наблюдение. Ехал из Подмосковья в Москву. Поезд уже подходил к городу. Народу в вагоне немного. Вижу, сидит на скамье парень, бледный и худой. И сумка на коленях. Вдруг откуда ни возьмись цыганка. Садится она возле этого парня, наклоняется к нему и принимается что-то быстро-быстро говорить. Смотрю, глаза у парня стекленеют. Гипноз или что-то в этом роде. Глаза у него уже моргать перестали. А цыганка всё шепчет и шепчет. Люди в вагоне стали это замечать. Видят, что дела у парня плохи. Заморочит сейчас его цыганка и обворует. Стали орать на цыганку. А она всё быстрее бормотать принялась. Будто бы боясь, что ей заговорить парня не дадут. Продолжения я не видел. Вышел потому что. Но картина запомнилась. Парень с полуоткрытым ртом и цыганка, у которой губы быстро-быстро шевелятся. И пассажиры орут на цыганку, широко разевая рты: «Что ты делаешь, паскуда!»