Фарид Нагим - Мужчины о счастье. Современные рассказы о любви

Софья задумалась, все её душевные метания читались на лице, и Роман наблюдал за их сменой не без некоторой тревоги. Он понимал, что, если она откажется, его это огорчит. Сильно огорчит. Он уж и не помнил, когда последний раз случалось что-то, что могло бы настолько огорчить…

Наконец Софья заговорила, и голос её звучал твёрдо:

– Роман Михайлович, спасибо вам, конечно, за предложение, но я не решусь его принять. Очень сомневаюсь, что у галереи будет хоть какая-то прибыль. Вдруг дело не пойдёт – и как я тогда смогу компенсировать вам затраченные средства?

Что ж, он был готов к такому ответу. И потому тут же предложил, весело улыбаясь:

– А хотите пари?

– Что? – не поняла она. – Пари? Какое пари, о чём вы?

– Я предлагаю поставить на кон сумму, необходимую для полугодового существования галереи, – с улыбкой проговорил он. – Я считаю, что ваши картины будут пользоваться популярностью…

– Вот уж вряд ли!..

– …а вы говорите, что не будут. Если я окажусь не прав, значит, просто проспорю эти деньги. Ну что, идёт? По рукам?

– Прямо не знаю… – Софья всё ещё колебалась, но наконец всё же отважилась и подняла на него глаза. Помолчала, вздохнула. – Хорошо, уговорили. По рукам.

– Тогда давайте позовём Лизу, пусть она нас «разобьёт».

– А я уже тут! – неожиданно раздался детский голос. Оглянувшись, Роман и Софья обнаружили девочку у себя за спиной. Похоже, она уже какое-то время была здесь, стояла в дверях и с любопытством слушала, о чём говорят взрослые.

– Разобьёшь нас? – весело обратился к ней Роман, и та, бойко выпалив «да!», с удовольствием ударила ладошкой по их рукам.

Садясь в свой автомобиль, Роман заметил, что ветер наконец-то стих. И даже вроде бы потеплело вопреки предсказаниям синоптиков – или ему это только кажется? Может, и кажется, но в одном он был уверен на все сто – в том, что этот осенний «ветер перемен» неожиданно принёс в его жизнь счастье.

Это было зимним утром в Дарджилинге. Густой туман, всю ночь лежавший на улице, как сугроб, начинал понемногу таять.

Утренний променад напоминал прогулку по облакам в каком-нибудь английском провинциальном раю. Архитектура вокруг была исключительно колониальной: банк с имперскими каменными львами, почтамт с красными почтовыми ящиками, чайная лавка, чью витрину скрывал поржавелый железный занавес.

До отъезда из Дарджилинга оставалось меньше часа, хотелось купить в подарок друзьям, да и просто в дорогу ноябрьского свежего чая. Но местные торговцы, похоже, не собирались начинать бизнес раньше, чем рассеется туман.

Часы на здании почтамта показывали половину девятого. Я остановился на перекрёстке в задумчивости. Куда идти, было непонятно, а спрашивать бесполезно. В Индии четверо прохожих отправят на четыре стороны света. Чтобы узнать более-менее верное направление, нужно опросить человек десять-пятнадцать и тщательно проанализировать полученную информацию, но времени на это не было.

И тут из тумана появилась она. Фигура в чёрных мешковатых штанах, чёрной куртке и грязном платке, намотанном на голову. В руках она держала лепёшку-чапати и два помидора.

– Если вы хотите выпить чаю, то я рекомендую заведение в переулке. Это всего триста футов отсюда по левой стороне. – её британский, может быть, даже оксфордский выговор плохо сочетался с тряпьём, в которое она была одета, но не оставлял никаких сомнений, что передо мной белая леди.

– Спасибо, мадам. – Я двинулся в указанном направлении и обнаружил неказистую забегаловку, над которой витал горячий хлебный дух.

Четверть часа я согревался лепёшками и чёрным чаем. Для того чтобы его получить, надо было повторять мантру «ноу милк, ноу милк, ноу милк», пока рука подавальщика тянулась к чайнику, где набодяжен местный «инглиш ти», сладко-жирная бурда с молоком.

Для чего цветут чайные кусты на горных склонах Западной Бенгалии? Неужели затем, чтобы сгинуть в молочно-сахарном вареве? Общепит, хоть индийский, хоть советский, сводит всё вкусовое многообразие мира к одному рецепту – дёшево и сердито.

Но я-то своего в то утро добился, получил персональный чайник ароматного напитка и, блаженствуя, употребил его под недоумённым взглядом буфетчика.

На улице распогодилось. Солнечные лучи нарезали туман ломтями. Возвращаясь в гостиницу, я опять встретил белую леди. Она завтракала прямо на земле, используя вместо скатерти газету. Я пожелал ей приятного аппетита, она улыбнулась в ответ и спросила, понравился ли мне чай.

– Он был превосходен. Могу ли я спросить, как давно вы живёте здесь?

– Двенадцать лет.

– Я тоже подумываю о том, чтобы задержаться в этих краях, но не знаю, чем тут зарабатывать на чапати насущный.

– Пишите статьи для западных газет. Я занимаюсь этим уже давно.

– Вы журналист?

– Я финансовый эксперт. Пишу в «Уолл-стрит джорнал» и лондонскую «Таймс».

Челюсть у меня отвисла. Если бы мы встретились за завтраком в отеле! Но здесь – на грязной обочине пыльного переулка… Я достал телефон, собираясь узнать имя собеседницы и погуглить его на досуге. Но леди как-то по-своему истолковала этот жест и не дала мне раскрыть рта.

– Сэр, я не для продажи, – заявила она. – До свидания.

Это было сказано так гордо и категорично, что дальнейшие расспросы выглядели бы назойливым хамством. Я молча поклонился и пошёл вверх по улице, бормоча под нос «вот так попил чайку!».

– В Индии многие заново придумывают себя, – прокомментировал историю буддист Миша из Праги, посасывая сиккимское пиво «Хит».

Дело было в Бихаре, индийском штате, который знаменит беспредельной коррупцией, бандитизмом на дорогах и огромной ступой Махабодхи. Каждый год, в декабре, практикующие Ваджраяну собираются здесь для коллективных медитаций и религиозного фанатизма. Многие совершают кору, простираясь на земле во весь рост.

Кора – это обход ступы посолонь. Двигаясь по часовой стрелке, принято желать счастья всем живым существам. Ну и себя не забывать. Буддисты давно поняли, что земные дороги не ведут в нирвану, поэтому лучше всего ходить по кругу в правильном месте. В идеале каждую ступу надо обойти 108 раз, по числу бусинок в чётках, но до идеала нам далеко. Особенно по утрам.

Махабодхи означает «Великое просветление». И сама ступа велика – пятьдесят с лишним метров в высоту. Вокруг неё можно делать малую кору – 180 шагов или большую – 500 метров. Я выбрал малую, прикинув, что у меня нет никаких шансов пройти сорок четыре километра за день. А 180 шагов (108 кругов ≈ двенадцать километров), может быть, и получится.

Приложился лбом к отпечатку ступней Будды Шакьямуни, сидевшего тут 2500 лет назад, и пошёл.