Александр Цыпкин - О любви. Истории и рассказы

– Инка, я тут что подумал, – однажды за завтраком начал разговор Семен, – а если ты родишь, то останешься такой же красоткой? Или станешь страшная, как Ириха у Вовика?

– Чего это вдруг?

Инна остановилась на полпути к кофе-машине и на мгновение задумалась.

– С какой стати мне становиться страшной?! Да я буду еще красивее! – залихватски ответила она, по-привычке делая ударение на «е».

– Красиве́е! – передразнил ее Семен. – Дурочка ты у меня! Но красивая!

Семен нежно притянул жену.

– Такая красивая, что с ума сойти можно!

Он поцеловал жену и заглянул ей в глаза.

– Я хотел тебя попросить. Давно уже.

– Ты чего? – Инна отстранилась. – Нашкодил? Изменил? Прибью!

– Дурочка! Инка, ты только не смейся и не говори сразу «нет» – я сына хочу. Смешно, да?

Семен сказал это и смущенно отвел взгляд, словно хотел чего-то неподобающего сильному мужчине.

– А потом и дочку, – добавил он, смущаясь еще больше. – Только именно в таком порядке!

Он шутливо нахмурил брови, пытаясь побороть смущение.

– Что скажешь? Родим?

Вот так – планово, не особо отвлекаясь от полноценной жизни красивой женщины, Инна родила сына, а через два года и дочь. Указания мужа она выполнила полностью: и очередность детей соблюла, и внешне ничуть не подурнела – даже напротив, как и обещала, похорошела еще больше.

Глядя на Инну, я откровенно завидовала. Впрочем, как и все подруги. Сейчас мне немого стыдно за ту хоть и не черную, но зависть: надеюсь, в том, что случилось с Инной позже, моей вины нет.

В какой-то момент жизни у Семена появились параллельные женщины: сначала одна, потом другая, потом несколько одновременно. Я, случайно об этом узнав, обиделась было за подругу, но тут неожиданно выяснилось, что у Инны тоже есть в загашнике, как она выразилась, «семенозаменитель». Время от времени подруга рассказывала мне о воздыхателе, но как-то мимоходом. Даже в рассказах Инна не тратила на него ни чувств, ни времени.

Шли годы. Семенозаменители приходили и уходили, гостя в Инкиной инкрустированной золотом спальне на правах провинциальных командированных. Со слов подруги, протекали измены до неприличия обыденно. Семена «параллельные» тоже особо не трогали, а потому разрушениями и апокалипсисом семейному счастью не грозили. Инна мне рассказывала о похождениях Семена, не очень расстраиваясь:

– Куда он денется?! Семен же без меня больше недели не может – с ума начинает сходить. Да и мне так удобнее. У него интрижка, у меня – романчик, он в форме, я хоть куда – все при своих интересах. Кому от этого плохо?!

Плохо оказалось всем.

Семен и сам не понял, как в его жизнь вошла такая же красивая, как жена, только молодая и еще более желанная.

– Ничего, – сказала Инна, позвонив мне поздним вечером.

Она говорила спокойно, была рассудительна, но по тому, как долго она меня убеждала, что все у них будет хорошо, я поняла: себя уговаривает.

– Семен же без меня и недели не может, начинает с ума сходить, – повторяла она по привычке.

Все стало окончательно ясно, когда бывшая, а с этого момента единственная, родила Семену дочь. Он собрал вещи и ушел.

Инна заболела. Все, что в ней было истинно женского, возмутилось, взбунтовалось, набухло злокачественной опухолью и… бухнулось вырезанной ненужностью в таз.

– Ничего, – сказала мне Инна, когда я пришла в разоренный, осиротевший дом. – Справлюсь.

Внешне ничего здесь не изменилось: все вещи стояли на своих местах, но горе выглядывало из-за каждой спинки кресла, из-за каждого шкафа, даже из-за ножек стульев.

– Ничего. Поживет без меня, помается и вернется.

Инна поправила косынку на блестящей – без единого волоска – правильно-овальной голове.

– А я пущу, – улыбнулась она нежно, видимо представляя, как открывает двери Семену. – И возьму назад. Даже не упрекну ни разу. Он ведь без меня не сможет.

Потянулись страшные дни в никуда. Повзрослевший сын стойким оловянным солдатиком дежурил у кровати изрезанной вдоль и поперек Инны и вытягивал… вытягивал ее из темноты, в которую она периодически все глубже проваливалась.

– Мне сейчас даже умереть нельзя, – как-то пожаловалась мне Инна, когда ей стало чуть легче, и появлялись силы, чтобы позвонить. – Аннушка маленькая еще… Я имею в виду… для одиночества.

Инна аккуратно подбирала слова, чтобы они не были очень страшными.

– Надо ее хоть немного еще подрастить. Семену некогда: у него, говорят, новый бизнес… да и ребенок… Нет. Мне сейчас никак нельзя – Аннушка слишком мала.

Молчаливая ли любовь сына, помноженная на неюношеское упорство; мольбы ли облученной умирающей Инны к Господу о судьбе недорощенной Аннушки – что в последний момент перетасовало карты в ее несчастливой колоде с единственным козырем, ведомо одному Всевышнему. Но однажды утром что-то оттолкнулось от точки невозврата и маятником качнулось в сторону жизни.

– Я выхожу на работу.

Сначала мне показалось, что у меня галлюцинации, и голос Инны в трубке звучит прямо с того света. Последние месяцы подлый страх услышать «мамы больше нет» не позволял мне позвонить сыну Инны. Полгода назад врачи столичной клиники сказали ей: «Не ездите. Мы вас не хотим обманывать. Надежда, конечно, есть всегда, но… Не ездите».

– Ты меня слышишь?! Я выхожу няней к малышу. У него мама совсем молоденькая – ей еще погулять хочется. Вот отец Темушки мне и предложил няней поработать. А я рада. Мне же еще Аннушку доучить надо, а одежда да обувь столько сейчас стоят…

– Инна, ты как себя чувствуешь?!

– Всяко. Но… ты же знаешь – мне Аннушку не на кого оставить. А пока я жива – сделаю все, чтобы она ущербной себя в школе не чувствовала. Вот завтра на работу выйду, начну на обновки ей зарабатывать. Не все же на лекарства тратить!

Инна засмеялась. По-настоящему. Я отчетливо слышала смех и боялась верить, но еще больше боялась не верить.

– Какой ты молодец, – сказала я, судорожно подбирая слова, чтобы сказать что-то очень правильное и уместное в такой ситуации.

– Я стараюсь. Жаль, что у Семена дела не очень. Говорят, с бизнесом у него что-то не заладилось. И еще сказали, что пьет. Жалко. Он ведь талантливый. И умный. Очень умный.

Как это часто случается, жизнь, диктуя бешеный ритм, вычеркнула из моего списка дел встречи с друзьями. Хорошо, хоть милостиво оставила пункт «звонок другу»:

– Инна, привет! Как дела?

– Нормально. А у тебя?

А потом страну захлестнул кризис. Времена настали такие, что большинство из нас, чтобы создать хотя бы видимость благополучия, бились в хлопотах-судорогах.

Инна звонила все реже. Я каждый раз радовалась, заслышав ее голос: жива.

И вот однажды меня разбудил ночной звонок:

– Ты про этот кошмар уже слышала? Она отравилась!