Александра Маринина - Обратная сила. Том 2. 1965–1982

– И как? Понял?

– Не все, конечно. Сложно было для детского умишка. Ну, вот как сумел понять, так и тебе перескажу. Но не поручусь, что правильно… У числа «три» есть несколько смыслов.

– Подумать только, – слабо усмехнулся Орлов и тут же скривился от боли. – Я-то, дурак, думал, что смысл только один. «Трояк» в зачетке – остаешься без степухи.

– Три – это середина между двумя противоположностями. Всегда есть две крайности, у всего. А крайности – это плохо, неправильно. И вот третья степень каждого качества их примиряет, соединяет. Ну, что-то типа золотой середины. Например, «холодно» и «горячо» – это две крайние точки, а третья точка – «тепло», понимаешь?

– Вроде да. Получается, что слишком холодно – плохо, можно замерзнуть, слишком горячо – тоже плохо, можно обжечься, а посередине – тепло, оно приятное и полезное. Так?

– Правильно, – кивнул Штейнберг. – Если бы не было тепла, не было третьей точки, то можно было бы подумать, что все плохо. А так начинаешь понимать, что и в холоде, и в жаре есть польза. Поэтому число «три» называют числом истины.

Орлов молчал, глядя в сторону, но по его лицу Миша понимал, что друг задумался, осмысливая услышанное. За время, которое они провели вместе, Миша уже изучил эту его привычку: тщательно обдумывать новую информацию, прежде чем переходить к восприятию следующей порции знаний.

Наконец Орлов перевел глаза на Михаила.

– Улеглось в голове. Давай дальше. Ты говорил, там несколько смыслов?

– Теперь время, – продолжил Михаил. – Время делится на три части: прошлое, настоящее и будущее. И вот в физическом смысле настоящее – оно самое неуловимое, потому что постоянно течет, меняется, вот в эту самую секунду оно уже не то, что было секунду назад, понимаешь?

– Ну да, примерно. И что?

– А то, что «настоящее» является связующим звеном между прошлым и будущим. Оно подвижное, как шестеренка, и каждую секунду настоящее превращается в прошлое, а будущее – в настоящее. Короче, я сам это пока не очень понимаю, но запомнил, как дедушка объяснял. Он говорил, что второй смысл числа три – «связь», «соединение».

К удивлению Михаила, эту часть Орлов даже обдумывать не стал.

– Здесь все понятно, – проговорил он. – А еще какие смыслы?

– Еще, согласно иудейскому закону, если что-то происходит три раза, оно может считаться постоянным. То есть нет… Я неправильно объясняю… Не постоянным, а присущим этому миру. Закономерным, что ли. Точно установленным. В общем, если мы что-то сделали три раза, то можно считать, что мы сами крепко-накрепко уже связаны с этим фактом, а сам факт – накрепко связан с окружающим миром, вошел в него, стал его частью.

– То есть если человек два раза обманул или предал, то он еще может исправиться, а если три – то хана, лжец и предатель на всю оставшуюся жизнь? – уточнил Орлов.

– Да, что-то в этом роде. И еще один смысл есть. Число «три» придает действию силу. У иудеев для этого даже специальное слово есть: хазака.

– И что оно означает?

– Сильная. Три раза сделано или случилось – значит, хазака. Сделал три раза – считай, что все получится. Три повторения, понимаешь? Вот мы, например, при встрече по три раза друг друга целуем. А те, кто в церковь ходит и в Бога верит, они же крестятся три раза. Если иудей хочет посещать синагогу, он должен три раза попросить у раввина разрешение. Раввин первые два раза должен отказать и только в третий раз впустит. Это как бы подтверждает, что у человека действительно сильное намерение ходить в эту синагогу, понимаешь? Он не отступился, не обиделся, не передумал. Не зря же в спорте, в той же гимнастике или в прыжках в воду, дают три попытки. Да самый простой пример: вот ты пришел к кому-то, звонка нет, ты в дверь стучишь. Сколько раз?

Орлов задумался на мгновение, потом губы дрогнули в подобии улыбки:

– А ведь и правда… Три раза стучим. Никогда не обращал внимания…

– Ну, там еще правила есть, но они религиозные больше. Относятся к тому, как читать Тору. Минимальное количество чтецов – трое. И каждый из них должен прочесть не меньше трех стихов.

– Ага. И ревтройки по этому же принципу создавали, – усмехнулся Саня. – Три человека могли запросто решить, жить тебе или умереть. Вот про деда моего именно так и решили. Ревтройка приговорила, человека расстреляли, а через несколько месяцев оказалось, что ошибка вышла и он ни в чем не виноват. Интересно, что сказал бы на это твой Сангедрин.

– Между прочим, для Сангедрина такое вообще было невозможно. Малый Сангедрин состоял из двадцати трех судей, а полный Сангедрин – из семидесяти одного.

Веки Орлова приподнялись, глаза удивленно блеснули.

– Не брешешь?

– Нет, все точно. Я хорошо запомнил, потому что тоже удивился, когда дед сказал.

– А зачем так много-то?

– Наверное, чтобы не получилось, как с твоим дедом. Мне объяснили, что все люди очень разные, и чем их больше, тем меньше вероятность, что что-то ускользнет от их внимания, останется незамеченным. Если, допустим, есть какая-то вещь определенного цвета и на нее посмотрят три человека, то все трое могут сказать, что она зеленая. А свидетель или обвиняемый утверждает, что она была серая. Трое судей смотрят на нее и приходят к выводу, что раз они видят перед собой зеленую вещь, а свидетель или обвиняемый говорит о серой, значит, либо это вообще не та вещь, либо тот, кто дает показания в суде, лжесвидетельствует перед судом.

– Ну? Вещь не та. И дальше что?

– Если на нее посмотрят двадцать человек, то обязательно найдется тот, кому она тоже покажется серой. Потому что есть особенности восприятия, просто они встречаются не часто. Среди трех человек их можно не встретить. А среди двадцати – шансы выше. А уж среди семидесяти – почти наверняка они попадутся. И тогда всем станет понятно, что человек не лжесвидетель. Ну, это такой простой пример, мне его дед приводил, чтобы я понял. Самое интересное во всем этом знаешь что?

– Что? – спросил Орлов почти шепотом, и Миша понял, что другу становится все хуже.

– Смертный приговор можно было выносить только полным составом суда. И этот приговор считался недействительным, если выносился единогласно.

– Как это? Наоборот же должно быть: если единогласно, значит, все считают это правильным и ни у кого нет никаких сомнений. Почему же приговор недействителен? Ты что-то путаешь, Мишаня.

– В том-то и дело, что не путаю! Все люди разные. Семьдесят один человек – это очень много. Они все не могут думать и чувствовать одинаково, они не могут одинаково оценивать одни и те же факты и обстоятельства. Мнения обязательно должны расходиться. Это нормально. А если они не разошлись, значит, либо судьи отнеслись к делу невнимательно, ни во что не вникали и не захотели думать, либо их заставили вынести такой приговор. Ну, угрозами там, или подкупом, или политическими соображениями. При честном судействе среди семидесяти одного человека не может быть единогласия.