Михаил Дмитриев - Цель – Мавзолей и далее… Из морока постмодернизма в окопы Донбаса

– Ты откуда такая взялась?

– Не из академии, из стриптиза. За несколько лет я увидела столько, сколько другие не увидят и за всю жизнь!

– Как-то по телевизору показывали пятидесятивосьмилетнюю проститутку – это очень печальное зрелище. Преклонных лет жрица любви имела почти сорокалетний стаж работы. Несмотря на отвратительную, затасканную дряхлость, чувствовалось, что в молодости она была хороша собой. Сейчас ее удел смешить на сцене безобразными выступлениями посетителей затрапезных ночных клубов, изображая оргазм носорога, бегемота, гориллы. Ей трудно, практически невозможно находить клиентов, мужчины шарахаются от нее, как от мерзкого существа. Она бродит возле клубов, ресторанов, пытаясь соблазнить таксистов, но в ответ слышит лишь грубую, пошлую брань. Родные давно отказались от этой женщины, для них она исчадие ада, позор. На мой взгляд, ее судьба – самое страшное, что может случиться с женщиной. Сейчас подобных старух-проституток единицы, потому что раньше общество было иным, проституции как таковой не существовало. Что будет, когда преклонных лет достигнет сегодняшнее поколение? Ведь сейчас только в одной Москве тысячи женщин продают себя. Сколько их стоит на трассах, сколько трудится в квартирах-борделях. Весь интернет забит рекламой интимуслуг. Заниматься проституцией в той или иной форме для женщины в Москве стало нормой. Вип-сутенеров показывают по телевизору, они рекламируют свой бизнес на всю страну. И девушки всё едут и едут в Москву! Работает гигантская, чудовищная мясорубка!

– А кто сформировал на них спрос?!

– Ты права! Сформировали такие развратники как я!

– Которые после платного сеанса могут поговорить о морали.

– И одновременно с этим сулим молоденьким девчонкам иллюзорное сытое счастье взамен серой голодной жизни в провинции. Это мы даём надежду попасть в разряд обладательниц машин, шуб и прочего. Хотя, как я говорил, само обладание этой бутафорией совершенно не приближает человека к счастью. Бедная девчонка завидует разодетой моднице, вовсе не подозревая, что та может быть гораздо несчастней ее. Те пять процентов довольных жизнью, о которых ты говорила, тоже условны. Просто их время еще не пришло. Ни факт, что муж не бросит, не заболеют дети или не настигнет иное горе и жизнь полетит под откос. За всё рано или поздно приходится платить!

– А ты платишь?

– Конечно.

Посмотрев в глаза девушке, Максим увидел в них явные угрюмость, безразличие и даже некую враждебность, и понял, что они видятся первый и последний раз.

– Мне пора – вдруг сказала она.

Когда Максим и его спутница, закрыв за собой дверь номера, пошли по узкому коридору к лифту, они увидели двух женщин работниц отеля. Женщины стояли около небольшого столика и о чём-то тихо, но оживленно беседовали.

– Кстати, девушки! – спросил их Максим, – откуда в том люксе картина «Ледовое побоище»?

– Не знаем – машинально ответила одна из работниц, она была помоложе и устремила свой любопытный взор не на Максима, а на его спутницу.

– Это в «Савой Гранде»? – спросила другая горничная.

– Понятия не имею как он называется, – большой номер, из которого мы вышли.

– Правильно, – менторским учительским тоном ответила горничная. – Картина эта досталась нам от серба бизнесмена, он жил в отеле почти месяц. Раньше в номере висел пейзаж, по какой-то причине он сербу не понравился и он поменял его на «Побоище». Он нам сказал, что «Побоище» купил в Даниловском монастыре. После того, как мужчина съехал, мы картины перевешивать не стали.

– Правильно сделали, – сказал Максим.

Зайдя в зеркальный пенал лифта, Максим и девушка молча спустились на первый этаж. Здесь в холле отеля они наскоро и сухо попрощались. Дама направилась к выходу, Максим подошел к стойке администратора закрыть счет.

Выйдя из отеля, Максим не без удовольствия вдохнул полной грудью воздух вечернего города. Стояла сырая зимняя оттепель, резкий ветер крутил и метал из стороны в сторону перетяжку рекламы. Голова Максима была тяжела от пьянства и загула. Ветер ударил в его воспаленное и разгоряченное лицо. Максиму вспомнилась картина, которую он недавно рассматривал в номере. В неё мыслью автора тоже был вживлен ветер.

«Какая временная и ситуационная бездна между этими порывами холодного сырого ветра, – подумалось Максиму, – тогда он гулял над весенним льдом Чудского озера и трепал плащи крестоносцев, сейчас дыхнул холодом в лицо мне – жалкому мошеннику из Москвы».

Мы запомним эти мысли Максима о ветре и обратимся к возможностям ветра впоследствии. Ветер поможет нам в выстраивании линии повествования и будет выхватывать из своего богатого архива нужные события. Ветер! Сколько он знает, скольким событиям свидетель и каждый раз у него свой путь, своя музыка! А какие у него бескрайние возможности. Одновременно он может бушевать над Северным морем, рвать снасти кораблей, пугать до смерти моряков и где-то за тысячи километров легким дыханием гладить мягкие волосы ребёнка!

Перед отелем Максима ожидали стандартный для определенного круга россиян «Мерседес» S-класса и джип «Тойота Ленд Крузер» с охраной. Обычно Максим перемещался в компании рослых секьюрити, но, сейчас он не видел в том нужды. Один из охранников открыл ему дверь «Мерседеса». Максим не стал садиться в машину, а лишь достал из салона кепку. Он сказал, что хочет прогуляться и чтобы верные джигиты ждали его здесь.

– За вами пройтись? – спросил Палыч. Он был старшим охраны и отличался от своих подчиненных преклонным возрастом, огромным пузом, слегка прищуренным, как бы всё знающим, таинственным взором и тем, что раньше когда-то служил в ФСО, о чём свидетельствовал маленький золотой значок на вороте его пиджака. Когда Максим уходил в загул и повышалась вероятность возникновения какого-либо конфликта, для его урегулирования в числе охранников всегда присутствовал Палыч.

Максим отрицательно покачал головой. Он хотел побыть один. Любое общество, даже присутствие за спиной охранника, в данный момент ему было невыносимо.

Максим надел перчатки, поднял воротник пальто, уткнув подбородок в модный узел мягкого шарфа, и двинулся в студеную темень.

Пройдя метров двадцать, он оглянулся. Охранники сидели в теплых салонах заведенных машин. Максиму подумалось, что этот вид дорогих авто и торчащей в них челяди ему уже очень и очень давно не ласкает взор, хотя раньше он испытывал некое удовольствие от подобных видов как от продукции своей деятельности. Сейчас данная картина была для него абсолютно пустой и даже глупой. Максим угрюмо побрел по улице.