Надежда Белякова - Конкурс

– А кто это?

И смелая предпринимательница, храбрая амазонка возрожденного постперестроечного капитализма расплакалась в ответ, не уточняя, к кому относился этот вопрос старушки – лично к ней или к некому Радзивиллу.

Потому что и без объяснений было ясно, что госпожа Радзивилл совсем плоха и совершенно потеряла память, поэтому ни ее не узнала, ни о Радзивиллах ничего уже не помнила. Но Витасу было очень приятно, что его маму, уже стоящую на пороге прожитой жизни, так тепло помнят. И идея восстановить прежний книжный магазин очень обрадовала его.

Но замысел свой амазонка-«челночница» все же осуществила. Подняла магазин практически из руин, которые ей оставил ее предшественник, увезя свою вывеску «Вилла Радзивилла» вместе с выломанной сантехникой и оборудованием в Россию, где и открыл свое новое дело.

А она и воссоздала магазинчик и, как и обещала госпоже Радзивилл, украсила магазин новой вывеской «Радзивилл».

В нем она продавала книги и аудиодиски, диски с новыми и старыми фильмами из России, черный хлеб, икру, разную косметику, водку всех новых сортов и, конечно, «Советское шампанское». Словом, все то, что теперь по старинке называли «советское». Нашлась тут и для Витаса работа, он привозил товары из Финляндии. Жизнь продолжалась.

Воспоминания об этом нахлынули на Витаса после того, как он попрощался с финном у кондитерского магазина, к которому тот не напрасно так стремился. Потому что промерзшая Велта, основательно раздраженная опозданием финна, тем не менее пока еще ждала его.

Витас очень обрадовался странному теплому чувству, возникшему в его душе, когда он на мгновенье почувствовал себя Санта Клаусом, исполнившим чье-то желание, в тот момент, когда помогал как переводчик своим финским им обоим объясниться. И рассказал Велте, как ее дружок отчаянно искал ее в книжном магазине вместо кондитерского.

Глядя на них, он вдруг подумал, что хорошо заканчивается год, может быть, и ему повезет, и в его жизни случится что-то хорошее. И он поскорее ушел, не желая отвлекать их друг от друга. Да и к тому же шанс, что к 9-ти вечера все же забегут, как обещали, его дети – дочь и сын, тоже поторапливал Витаса поскорее вернуться домой.

На втором этаже, над уже закрытым книжным магазином, светилось его окно.

Он вошел в квартиру. Она не казалась пустой, потому что с тех пор как год тому назад умерла его мать, госпожа Радзивилл, у него выработалась странная привычка – не выключать телевизор. Эта нелепая иллюзия семьи, шумящей, иной раз стреляющей или вопящей, отгоняла тоску одиночества. Витас вошел в дом. Мелькание кадров отбрасывало разноцветные блики на стену кухни. Витас включил чайник. Протянул руку к заварке, и тут раздался звонок в дверь. По звонку, как по почерку, он сразу узнал, что это пришла дочка Ната. Он открыл дверь дочери. И она как всегда порывисто бросилась к нему с поздравлениями, ловко набросив ему на шею новый теплый шарф. Ее новогодний подарок – подарок дочери отцу к Новому году:

– Привет! Пап! С Рождеством! Не болей – много не пей! Ну, и всякое такое! Нет!

Я сегодня заходить не буду. После праздника посидим. Ладно?

– А мама с вами? – кутаясь в тепло нового шарфа, спросил довольный Витас.

– Да нет, пап! Вернее, и я с друзьями буду встречать. Слушай, пап… а?

– Понял! – заговорщически подмигнул ей Витас и полез в карман висящей на вешалке дубленки:

– Вот! Хватит, чтобы праздник был праздником?

– Ой! Нормально! Спасибо тебе! Ты не обижайся, побегу. Меня ждут!

Витас обнял дочь. В этот момент раздался звонок в дверь. Витас протянул руку и открыл дверь. Это пришел его сын – Радз.

– А, Натка, опередила! Привет, пап! С Рождеством тебя! Не пей – не болей! Мама привет тебе передала! Они с Юргеном встречают Рождество и Новый год в Париже. Класс! Обзавидуешься!

Витас, обняв сына, быстро полез в другой карман той же дубленки и пошутил:

– Вот поэтому у меня только двое детей! Ведь по бокам только два кармана. Что бы доставалось третьему?

Радз искренно обрадовался и даже как-то расслабился, что не пришлось просить:

– Папка! Ты титан человечества! Как раз сколько мне недоставало на рождественский подарок Дзинтре! Ты извини, мне еще подарок выбрать нужно! Побегу, но на неделе обязательно загляну!

Дернув за волосы сестру и обняв отца, Радз, уходя, полуобернувшись, сказал отцу:

– Все! Ушел! Пап! Не грусти! Мы тебя любим! Правда!

Ната, когда Радз ушел, только вздохнула и заметила:

– Дурак он у нас! Ну зачем тебе про Юргена говорить? Носится с этой противной кривлякой – Дзинтрой. Ты прости, папуля! И я пойду. Завтра позвоню.

Поцеловав отца в щеку, Ната ушла. Витасу стало очень горько и одиноко. Он замер перед закрытой дверью. Вдруг отчетливо раздался из его пустой кухни женский голос:

– Витас!!! Ты вернулся… Витас! Я так ждала тебя!

Потрясенный и немного испуганный, Витас вернулся в кухню. И даже обрадовался, что ему ничего не померещилось. Эти голоса доносились из включенного телевизора. Он подошел к экрану. Внимательно всматриваясь в идущий сериал, увидел, что на экране разворачивается сцена любви между Наташей и Витасом.

Актриса удивительно похожа на Наташу. Да и Витас тоже очень похож него самого – на молодого Витаса. Сцена на экране в точности воспроизводит те далекие дни и события, там, в московской комнате Натальи, более двадцати лет тому назад. К ней, к героине фильма, приехал ее возлюбленный – Витас. Разбросанные вещи, раскрытый чемодан, рассвет. Они в постели с Витасом. Он нежно называет ее, полусонную, Миралиндой, убирая разметавшиеся локоны с ее лица, любуется ею и повторяет слова, произнесенные Витасом в той далекой, ушедшей жизни:

– Ты моя Миралинда. Ты истинная Миралинда. Миралинда!

Так нежно ее называет он. Совсем как тогда он, Витас, говорил ей – Наташе. Она, не открывая глаз, спрашивает его спокойно без тени ревности:

– Кто это – Миралинда? Твоя первая любовь? Нет… я сама, дай угадаю! Хм! Фея из любимой сказки?

– Нет! Это какая-то моя прапра…, от которой и пошла наша ветвь Радзивиллов.

Наталья останавливает этот затянувшийся исторический экскурс поцелуем. Но ее лицо – счастливое, но вдруг на глазах стало грустным. Она печально взглянула на висящий на стене календарь. Витас перехватил ее взгляд и, все понимая, тихо ответил:

– Да! Завтра в полночь вылет из Шереметьево. А утром – рубашка-галстук и на работу!

Витас, старый Витас здесь, в своей вильнюсской квартире, упал на колени перед телевизором. И неожиданно для себя протянул руку и нежно погладил экран, когда в кадре появилась Наташа. Так гладят и целуют старые фотографии любимых, но ушедших людей. Вот тут его прорвало. Он завыл. Жутко завыл. Но спохватившись, вытер набежавшие слезы, мешавшие досмотреть этот сериал. Хотя это был чуть ли не единственный случай, когда он смотрел сериал так внимательно. Он досмотрел серию. На экране Наталья, совсем как тогда, произнесла: