Кофе понедельника - Хроники Б-ска +

Началась другая – богатырская… На экраны вышел фильм «Илья Муромец»… Новый, цветной, яркий… Мечи, щиты и богатырские шлемы из картона (по рецепту всё того же Жени Дерябина) просто заполонили Чермет…

Фильм «Кочубей» – газыри, кубанки, кинжалы и шашки…

«Двенадцатая ночь» Шекспира на сцене брянского театра – плащи, шпаги и шляпы с перьями… Перья, конечно, были не страусиные, плащи тоже были далеко не из шелка, газыри из фольги, шашки из дерева… Но нас наш внешний вид вполне устраивал. А если что-то где-то в чём-то не совпадало с желаемым, то фантазия легко сглаживала все недостатки экипировки.

Хотя вопросам экипировки мы предавали очень большое значение, ради неё мы зачастую шли на большие жертвы и даже риск. Когда в каком-то иностранном фильме мы увидели рыцарский турнир, мы тут же начали готовить свой. На наше счастье или несчастье, на базе «Вторчермета» как раз в этот момент обнаружилось много подходящего железа. Мы «ковали» боевые топоры и мечи, клепали щиты, из алюминиевых пластин вычеканили даже нагрудники и наплечники, только копья остались деревянными, видимо, Бог уберёг нас от железных наконечников. К «рыцарскому турниру» было почти всё готово – не было только шлемов с забралами. Картонные шлемы были, но для настоящего боя они явно не годились: картонка голову от удара железякой, то есть «рыцарским мечом», ну никак уберечь не могла. Проблема казалась неразрешимой, но…

На Чермете построили новую пожарную часть, и в день её торжественного открытия мы увидели то, что нам было просто необходимо… На головах пожарных были НОВЕНЬКИЕ КАСКИ, сегодня у пожарных таких касок уже нет. Изящный козырек, над которым на блестящих металлических пуговицах подрагивал медный чеканный ремешок… Довольно внушительный гребень сверху каски, навевал воспоминания о героях античности… О таких головных уборах можно было только мечтать…

Пожарную часть открыли, оркестры отгремели, и первый дежурный пожарный наряд после небольшого банкета приступил к несению службы, то есть заснул, чем тут же и воспользовались. Пожарные были готовы уберечь город от огня, но оказались не готовы уберечь себя от черметовского набега. Правда, к чести нашей, могу сказать, что мы «свистнули» не все каски, а только две (для «рыцарского» турнира больше ведь и не нужно), остальные великодушно оставили борцам с огнём.

После того, как к каскам были приделаны забрала из жести, рога протрубили к началу «рыцарских» ристалищ, и первая пара героев в алюминиевых нагрудниках, в шлемах с петушиными перьями, прикрываясь железными щитами (крышками от выварок) и выставив копья наперевес, изготовилась к бою.

Поединок, как при дворе короля Артура, состоял из нескольких этапов. Сперва поединщики по сигналу неслись навстречу друг другу, стремясь сбить противника с ног копьем. Если оба бойца устояли – в ход шли боевые топоры, которые тут же подносили «верные оруженосцы». «Рыцари» молотили топорами по щитам, пока топоры не приходили в негодность, что происходило довольно быстро, так как изготовлены они были из не очень толстого листового железа, и лезвия топоров после нескольких ударов загибалось. Решающий этап – бой на мечах: щиты отбрасываются в сторону, и начинается «рубка». Скажи, читатель, тебя никогда не били четырёхмиллиметровой железной полосой (мечом) по рёбрам, плечам или по каким другим частям тела? Нет? Тогда ты не поймешь всей прелести рыцарства. Наверное, у леопарда на шкуре было меньше пятен, чем синяков на моём теле.

Но что леопард, его разрисовала природа, его пятна никому ничего не говорили, а мои синяки говорили! Говорили о «благородных забавах благородного рыцаря»… В мою честь трубили рога… У мена появился титул и герб… Я рисковал собой в бою… Лишь чудо спасло мой глаз, когда копье противника сорвало жестяное забрало с моего шлема…

Чермет вообще любил рисковые предприятия, и эти предприятия зачастую вели и к суме, и к тюрьме…

Надо сказать, ни сума, ни тюрьма не очень пугали черметовское население. Чермет жил бедно, поэтому сумой, то есть нищетой, его трудно было удивить. Чиненые-перечиненные ботинки, заплатки на штанах никого не смущали и ничего не определяли. Внешние признаки отсутствия благосостояния были у всех примерно одинаковые, поэтому на Чермете никого «по одёжке» не встречали, у нас вообще мало кто обращал внимание на одёжку. Многие мои приятели с мая по сентябрь бегали босиком – берегли обувь, превращая ступни своих ног в твёрдую, ничем не пробиваемую подмётку. Кусок стекла или ржавый гвоздь, попав под ногу, не оставляли на ней никакого следа, наступивший редко когда даже замечал это происшествие.

Также непритязательны были черметовцы и в еде. Пословица «щи да каша – пища наша» несла в себе вполне конкретный и всем понятный смысл, разве что и кашу-то на Чермете чаще всего заменяли картошкой – крупа продукт покупной и, значит, дефицитный, а картошка своя. От сумы не зарекались потому, что, образно говоря, каждый и так носил её на плече, другое дело тюрьма…

В тюрьму, конечно же, попадать никому не хотелось, но и зарекаться от такого жизненного поворота было глупо. Этот философский взгляд на возможность лишения свободы был продиктован многими обстоятельствами.

Во-первых, редкая семья не имела родственников «оттянувших больший или меньший срок» в местах не столь отдаленных. У кого-то родня так и осталась там «без права переписки», у кого-то вернулась. Мой дядя был освобожден ещё в начале войны, он был сталеваром, классным специалистом, таких всегда не хватало, а в войну особенно… Может по этой причине, может по какой другой, а может просто повезло, но дядю не просто освободили, его оправдали. Видимо, поэтому дядя не стеснялся рассказывать о своём тюремном опыте, хотя в целом люди старались не афишировать подобные факты своей биографии, но, впрочем, и скрывать особенно тоже не скрывали.

Во-вторых, после амнистии 53 года на Чермете появилось много людей, гордившихся своей тюремной биографией. С ними пришёл аромат воровской романтики, во дворах зазвучали блатные песни, а мы, молодая черметовская шпана, открыв рты, слушали рассказы о налётах и лихих ограблениях, о благородстве воров и подлости мильтонов, о верности слову и мести за измену… Каша, царившая в наших головах, бурлила и звала к действиям… Действия же не заставили себя ждать…

И вот уже два шестилетних сопляка (я и мой приятель), вырезав из белой жести что-то наподобие финок, идут на первое дело. На месте нынешнего бетонного моста через овраг были в ту пору деревянные пешеходные мостки. Освещения около мостков никакого не было – лучшего места для засады налетчиков придумать просто невозможно. Мы с Володькой засели в кустах и стали ждать первую жертву, которая и не замедлила появиться в виде пацана с кулёчком конфет-подушечек в руках. Парнишка был на год-два старше нас, но то ли блеск наших жестяных финок навёл на него ужас, то ли наши громкие вопли: «Кошёлек или жизнь!» – повергли его в смятение: испугался он страшно. Никакого кошелька у него не было, и он смиренно отдал нам то, что имел – кулёк с конфетами, что для первого раза тоже вполне годилось. Распевая песню про мешок чёрных сухарей, который так ждёт от своей любимой зек на зоне, и дожёвывая добытые «честным разбоем» конфеты, мы возвращались домой. Впереди, как нам казалось, уже маячило светлое будущее благородных разбойников, но… Как много этих самых «но» в жизни каждого приличного налётчика, мы убедились прямо у крыльца нашего дома, где нас давно дожидались наши родители и родители нашей жертвы. Сама жертва стояла тут же, размазывая слёзы по щекам.