Евгений Филенко - Мухосранские хроники (сборник)

Моисей Сайкин о чем-то напряженно размышлял, вертя в руке пустую рюмку.

– Выпьем? – осторожно предложил Корженецкий.

– Да, выпьем…

И они выпили по последней.

– Так ты мне объяснишь… э-э… м-мм. доходчивым языком?.. – предпринял еще один заход, с профессиональным почти интересом, Корж, хотя уж на кого-кого, но на городского сумасшедшего Моисей походил меньше всего.

– Паша, – сказал тот с неожиданной задушевностью. – А ты пригласи меня в гости!

– На Ариадну поглядеть? – спросил Корж немного досадливо. – У нас ведь не зоопарк.

– Ты, верно, упустил из виду, – промолвил Моисей укоризненно. – А ведь я оканчивал тот же мединститут, что и ты. И даже работал по специальности пару лет.

– Кем же, любопытно знать? – выжидательно осведомился Корж.

– Терапевтом, кем же еще…

– А потом ушел в сегмент реальной науки.

– В сегмент реальной науки.

– На китайские гранты.

– Не на китайские.

– И что же у нас ожидаешь увидеть?

– Ты пригласи, – сказал Моисей. – А я тебе заодно суть своей работы разъясню. – Его вдруг осенило, и он, не сдержавшись, заржал в голос. – Да не напрягайся ты так, душу твою за сатанинские гранты покупать не стану!

– Чего там покупать, – проворчал Корж растерянно. – Все давно продано-перепродано…

– Паша, запомни, – сказал Моисей с избыточной твердостью, что также свидетельствовало о запоздалом воздействии алкогольных паров. – Я хороший человек. Может быть, не такой хороший, как ты…

– Чего там «хороший»… – ввернул Корж, смутившись.

– Но вполне себе приличный. Циник, это есть, этого не отнимешь. Жизнь такая. В реальной науке циником быть не возбраняется, хотя и не поощряется, не спорю. Это во всяких там «Нано-Срано» приветствуется… Я хороший человек, – упрямо повторил Сайкин, словно бы в чем-то убеждая самого себя. – Я твоих одуванчиков не обижу, честное пионерское. Выпьем?

– Выпьем, – сказал Корженецкий с облегчением, потому что в собеседнике внезапно обрел живого человека, а не городского сумасшедшего. К тому же городские сумасшедшие на такие тусовки для избранных не проникают, обычая напиваться не имеют, а если все же напиваются, то несут такую дичь, на какую ни один пациент с жесточайшей даже парафразией не способен.

И они выпили.

Лаборатория Моисея Сайкина находилась в офисном центре «Говяжий Ряд», перестроенном из старинного торгового комплекса, памятника архитектуры. Новые хозяева, риэлторское агентство «Дрон» (название это, припахивавшее войной и высокими технологиями, на самом деле было слоговой аббревиатурой фамилий совладельцев: Дрочев и Онанькин, что скрывать – сильно таковые облагородившей), удачно выкупили у городской управы то, что ни по каким законам выкупать было нельзя, и теперь мирно и безмятежно прогорали. Здание из красного кирпича с башенками и галереями находилось в историческом центре Мухосранска, в стороне от новых транспортных артерий, подобраться к нему иначе как пешком было невозможно: даже паркетные внедорожники, не говоря уж о престижных «хаммерах» с усиленными подвесками и фарами, понатыканными во всех местах, не могли к нему протиснуться, а уж тем более как-то развернуться в узких улочках. Следовало бы изрядно расширить проезд, но для того требовался массовый снос других исторических памятников, а на такое затратное предприятие нужны были принципиально иные деньги, каких ни у кого из заинтересованных персон не сыскалось. «Говяжий Ряд» обернулся медвежьим капканом: ни продать, ни сбросить. Офисный центр на две трети пустовал, клетушки первого этажа отданы были мелким торговцам сувенирной продукцией, как то: магнитики с изображением худорожской крепости тринадцатого века на горе Кудокан, а если быть точным, единственной ее башенки, что не рассыпалась еще от дряхлости; футболки с символами языческого зодиака, обнаруженного в пещерах у истоков реки Гадюшка (серьезные специалисты с кафедры краеведения гуманитарного института полагали означенный зодиак фальсификацией и туфтой, баловством туристов прошлого тысячелетия, но кто бы их слушал, нехристей); металлические фигурки под бронзу в пресловутом «мухосранском брутальном стиле» – белки с рогами, медведи с рогами, олени без рогов, но с бивнями; и еще какая-то рукодельная лабуда из дешевых сплавов, поделочных камней и плетеного лыка. Ну, а подвалы, за полной коммерческой невостребованностью, едва ли не задаром, достались Сайкину. Не целиком, конечно, кто же отдает подвалы целиком: что-то ушло под склады, что-то непонятно подо что, но за металлической дверью с кодовым замком и хромированной табличкой «Лаборатория НИИЧОСЭ им. Кота Шредингера и Друзей Вигнера» тесноты не наблюдалось. Да и что могло стеснить четверых, а чаще – троих ботаников, если даже львиную долю занимаемого пространства отвести под компьютеры, аппаратуру и несгораемые сейфы?

Сайкин проводил здесь все свое время, не различая дней и ночей, как, впрочем, поступали и остальные сотрудники. Сам он, ввиду наличия кандидатской степени и заграничного стажа, отправлял должность «руководителя направления». Другие же числились рядовыми лаборантами, что на их доходах сказывалось незначительно: штатное расписание, самим же Сайкиным утвержденное, предусматривало одинаковые оклады для всех, но ему полагались так называемые «представительские бонусы» за обязанность наведываться necessario [7]в высокие кабинеты и отсвечивать физиономией на приемах, раутах и прочих тусовках вроде той, где он обновил знакомство с доктором Корженецким, привилегию сколь почетную, столь и обременительную. В городе, на вполне досягаемой окраине, ибо в Мухосранске не было ничего слишком удаленного и недостижимого даже пешим ходом, у Моисея была квартира, просторная двушка, тем не менее производившая дивное впечатление одновременного запустения и захламленности. Но именно сюда, под табличку с чудовищной по своей бессмысленности надписью, он и предпочел вернуться с упомянутой тусовки, распространяя вокруг себя цветочно-алкогольные ароматы.

В лаборатории он застал двух лаборантов. Лавашов, юноша двадцати с небольшим лет, сакраментально небритый очкарик, несмотря на поздний час, бдел с красными уже глазами подле сорокадюймового моноблока. Блинов же, намного старше, с бритвенными принадлежностями также состоявший в сложных отношениях, в быту сильно пьющий, а когда-то подававший большие надежды в точных науках, а по совместительству еще и механик изрядный, спал на топчане в углу, укрывшись собственными ладонями. Сайкин не здороваясь (какой смысл обмениваться приветствиями, когда почти не расставались?!) протиснулся между столами, сел в свободное кресло и с хрустом потянулся.