Сергей Каратов - Тайны тринадцатой жизни

– Хорошо, я всё понял, – согласился Смычкин. – Пусть публика побережёт нервы, а я продолжу растягивать удовольствие от своей последней, тринадцатой жизни. Да продлит Господь мои годы… И, как говорится, жизнь свою не извести и невинность соблюсти.

По случаю возвращения поэта Смычкина из загранкомандировки в Испанию друзья устроили посиделки в кафе «Медный таз». После рассказа Владлена о посещении музея «Прадо», где ему очень понравилась картина «Менины», принадлежащая кисти великого Веласкеса, друзья переключились на обычный трёп:

– Пихенько, ты кто по знаку Зодиака?

– Аня говорит, что я Свинья. А в книге гороскопов я узнал, что я – Весы.

– По-моему, ты не Весы, а довесок, – снова сел на своего любимого конька ироничный Смычкин.

– В таком случае, ты, вообще, обвесок какой-то.

– Ладно, будет вам прикалывать друг друга, – пытается примирить приятелей Гарик. – Вы бы лучше подумали о том, как нам Председателя объехать на кривой козе.

– Как же! Объедешь его!

– А давай мы его на хромой свинье объедем! – не унимается Смычкин, хитро косясь на Пихенько.

– Смычкин – змей! И змей этот относится к многочисленному отряду пресмыкающихся, – парирует Жорж.

– А, собственно, пред кем этот многочисленный отряд пресмыкается? – пытается понять Гарик.

– Были бы пресмыкающиеся. А перед кем пресмыкаться они всегда найдут.

– Ну откуда у тебя, Жорж, такие угловатые, я бы даже сказал, экстремистские настроения? Нет бы, раскинуть умом небогатым, да и внести дельное предложение. А ты всё огрызаешься, с друзьями собачишься. Действительно, приходишь к мысли, что ты довесок судьбы. И если бы не Аня, ты бы точно пропал.

– Не финти, Гарик, не пропал же я до женитьбы на Нюре.

– Тогда ты за счёт родителей выживал.

– Неправда, я сам с усам. Я одарённый человек, и могу найти себя в любом деле, даже в политике. Вот возьму и выдвину свою кандидатуру на депутата Высокочтимого Выпендриона. Тогда вы все увидите, каков Пихенько!

– Слушай, Владлен, а это мысль! Давай выдвинем нашего другана на роль депутата. Тут даже Председатель нас зауважает. Спросит, где вы такого ценного кадра откопали. А мы скажем, что в Осьмушке. Любое упоминание про Осьмушку ласкает слух Председателя.

– Естественно, он сам родом оттуда, – поясняет Пихенько.

Смычкин не сразу въехал в предложенный вариант. Он сосал пустую трубку и искоса поглядывал на съехавшие штаны Пихенько. Что-то не устраивало поэта в этой кандидатуре. Владлен произносит отрешённым голосом:

– Мудрые китайцы говорят на этот счёт, что из свиного уха шёлкового кошелька не сошьёшь. Хотя, кто его знает, может быть, ты и прав, Гарик Закирьянович!

Мы должны вырастить политическую фигуру из Пихенько. Будет вполне народным героем. Начнёт изъясняться фольклорными прибаутками, так сразу обретёт поддержку в массах. Все его примут за своего.

– А если его речи напичкать обещаниями о достойной зарплате, об улучшении качества жизни, о повышении рождаемости, о добротных дорогах, об укреплении шкробы, о подъёме экономики, то ему не будет равных на выборах.

– Согласен. Только пусть штаны на людях подтягивает как-нибудь незаметно, – Смычкин опять покосился на спустившиеся штаны будущего политика.

– Смычкин, у тебя не только язык раздвоенный, но и в сознании происходит раздвоение. Все знают, что ты утверждаешь, будто бы красную икру добывают в Красном море, а чёрную икру – в Чёрном море.

– Пусть я ошибаюсь, но зато какая образная у меня получается картина!

– Даже храп лечится, – говорит Пихенько, пропуская слова Смычкина мимо ушей.

– Только нахрап не поддаётся лечению, – делает глубокомысленное заключение Смычкин, – особенно со стороны жадных торгашей и продажных чиновников.

– Да, тут народные средства бессильны, – соглашается Гарик.

– Если что и осталось богатырского у старокачельских мужчин, так это богатырский храп, – говорит Смычкин.

– Кроме одного, – Пихенько поворачивает лысеющую голову к Гарику.

– Какого?

– Дубины народного гнева.

– Ну, брат Пихенько, вечно ты стоишь на тропе войны. Чуть что, и ты тут же хватаешься за радикальные меры, – возражает Смычкин.

– Зато ты, Владлен, всё пытаешься заглаживать и зализывать своим языком либерализма. Смотри, не нарвись на горячую сковороду.

– Кстати, о Сковороде! – щёлкает пальцами в воздухе Смычкин. – Он сказал, что мир ловил его и не поймал.

– Я бы тоже хотел быть на месте этого Сковороды, – мечтательно произносит Гарик.

– Сравнил тоже. Григорий был философом, а ты мелкий уголовник.

– Я не уголовник, а кладоискатель.

– Для правоохранительных органов, что уголовник, что кладоискатель – одним миром мазаны, – не без сарказма усмехается Пихенько.

– Вот классные времена, – говорит Смычкин, – стоило мне приехать в этот Богом забытый уголок, рот открыть и предложить нечто новое, а оно тут, как тут.

– Да, твой талант прозябал в неизвестности, хотя ты всегда был большим донжуаном. Но теперь этому будет положен конец.

– Не могу согласиться с такой постановкой вопроса. В такие благодатные времена конец никак не должен быть положен, он будет без устали стоять, – не без пафоса произнёс свой каламбурный экспромт Смычкин.

– Да, век стал бурный-каламбурный, – останавливает своё внимание на игре слов Гарик.

После дележа клада Пихенько оказался в затруднительном положении: то ли ему возвратиться в Осьмушку и жить там со своей ненаглядной Нюрой, то ли остаться в Старой Качели и баллотироваться в депутаты? А не наехать ли на Охапкина и не возглавить ли Департамент Средств массовой информации и рекламы Старокачелья? Про Осьмушку Жорж подумал так: «Аню привезу на купленную квартиру в доме, фасадом своим выходящем на центральную Гужевую площадь, с видом на Фонарь. А дом с садом в Осьмушке будет служить летней дачей. Конечно, Аня может не согласиться переехать в Старую Качель, но я попробую её уговорить. Если не захочет, разводиться не стану. В народе говорят: родители берегут дочь до венца, а муж жену до конца».

Сейчас все богатые мужики легко оставляют своих старых жён и заводят молодых. «Это не наш выбор, – решил Жорж, – с этим более-менее понятно. А вот как быть с карьерным ростом? Я ещё молод и силён, вполне могу стать государственным человеком и верно служить своему Отечеству в роли депутата Высокочтимого Выпендриона. Конечно, роль почётная, но хлопотная. Сам себе практически не принадлежишь. А вот возглавить СМИ – это дело стоящее! Из разговора с самим начальником Департамента я понял, что ответственности нет никакой, потому что все материалы, поступающие в редакции, рассматриваются внутри коллективов их редакционными советами. Если что-то проскочит крамольное, по шапке дадут тем, кто пропустил статью или сомнительное интервью. Они и авторов себе подыскивают, и сотрудников принимают самостоятельно. Если в их коллективе окажется какой-нибудь смельчак, замахивающийся на власть, они же за него и погорят. А с меня и взятки гладки. Всё, решено, завтра еду к Охапкину и даю согласие возглавить Департамент СМИ».