Олег Лементов - Бытие. Философский роман

– Это не имеет никакого значения.

– Предлагаю поделить всех по цвету волос или глаз, – с иронии Май перешел на откровенную насмешку. – Или нет – по цвету кожи! Чем не идея? За это и выпьем!

И он поднял свою чашу.

– Что ж, твои слова не лишены смысла. Внешность и место проживания играет не последнюю роль в этом деле, – вслед за Маем Хуч поднял свою чашу, но при этом он был вполне серьезен. – Враг не должен жить слишком близко, иначе наш обман может раскрыться, но он не должен быть и слишком далеко, так как угроза должна быть реальной. Ну а внешность может служить для распознания «своих» и «чужих».

Видя, что хозяин дома не разделяет его настроения, Май прогнал улыбку с лица.

– В лучшем случае мы станем всеобщим посмешищем.

– Возможно. Но возможно и то, что потомки наши, поднявшись над толпой, станут царями царей.

– Да будет так.

Боги замолчали. Вглядываясь в их покрасневшие от пламени огня лица, в Адаме почему-то все больше крепла уверенность в том, что безумные идеи старика не так уж и безрассудны.

«Небо. Бездонное, бескрайнее. Слепящая глаза голубизна, белоснежные облака. Невозмутимо-безразличное торжество, порожденное стихией. Что за дело ему до трех молчаливых богов, несущихся по его просторам? Что могут они противопоставить порождению самого мироздания?» – так думал Адам, сидя в одном из кресел ковчега и отрешенно наблюдая за происходившим вокруг.

Сквозь прозрачный пол ковчега глазам Адама открывался сказочный мир, сотканный из дымчатых просвечивающих облаков. Они жили своей, независимой, свободной жизнью то расступаясь и давая возможность Адаму видеть буйство красок находившегося далеко внизу земного мира, то наступая и обволакивая ковчег плотной пеленой белого тумана. От всего этого грандиозного зрелища веяло холодным покоем. Хотелось просто сидеть и созерцать, ни о чём не думая. По всей видимости, спутникам Адама сейчас это было особенно необходимо.

В кресле напротив сидела Шакти. Время было не властно над богиней. Она оставалась по-прежнему прекрасна, но это была чужая красота, и Адам отдавал себе в этом отчет, хотя где-то глубоко у него в душе еще шевелилась невыносимая тоска, настойчиво пытаясь побороть здравый смысл и всепоглощающей волной вырваться наружу. Шакти переполняли гнев и негодование. Варун, сидевший рядом с ней, нежно сжимал руку своей спутницы, пытаясь ее успокоить. Шакти всегда была категорична и несдержанна, но такой Адам, наверно, видел ее впервые. Душа ее была на грани безумия, и он ясно чувствовал, как, страдая от этого, разрушается ее тело.

Третьим был Яхве. Он сидел настолько близко к Адаму, что, казалось, тот при желании мог дотронуться до белоснежной одежды верховного. Не меняя позы всю дорогу, он с виду равнодушно рассматривал менявшийся внизу пейзаж. Душа верховного была окутана непроницаемой стеной, так что не то что мысли, но даже настроение бывшего друга Адама оставалось для остальных недоступно.

Все молчали, и от этого неестественного молчания Адаму почему-то становилось неуютно в удобном кресле ковчега.

Тем временем ковчег начал снижаться. Облака рассеялись, открыв взору пассажиров переливающуюся гладь океана. Далеко на горизонте показалась узкая полоска земли.

Неумолимо приближаясь, вскоре она преобразилась в скалистый берег. С высоты Адам мог ясно видеть узкую прибрежную полосу, покрытую грудами камней. За ней каскадами нависали над водой отвесные каменные стены. Ковчег пронесся и над обломками скал – безмолвными чудищами, выглядывавшими из воды и обреченными вечно охранять этот дикий край, и над раскрывшими свои черные пасти гротами. Вот уже зеленое зеркало бесконечной равнины открыло им свои объятия. Ковчег сбросил скорость и медленно поплыл над самой травой, разгоняя мирно пасшиеся стада.

Вскоре они достигли канала. Пряча рукотворные берега в зарослях тростника, он медленно нес свои воды, наполняя жизнью окружавший мир. Далее ковчег пролетел над караваном небольших лодок, наполненных тюками различных цветов и размеров. Боги, находившиеся в лодках, увидев ковчег, оставили все дела и склонились в низком поклоне. Они стояли так, пока верховные не достигли противоположного берега. Такое приветствие, явно подчеркивавшее превосходство верховных, несколько обескуражило Адама. Пассажиры ковчега также наблюдали за происходившим внизу, но их реакция удивила Адама еще больше.

– Лицемеры.

В первое мгновение он даже не узнал голос жены. Ненависть, так не характерная для богов, теперь всецело овладела ей. Казалось, еще немного, и ее антипатия, прорвав ставшую неимоверно тонкой оболочку рассудка, выплеснется наружу все уничтожающей на своем пути волной. Варун был внешне более сдержан, хотя, по-видимому, разделял настроение Шакти, так как взгляд, которым он проводил эти утлые суденышки, не предвещал ничего хорошего. Адам растерялся. Такое поведение он мог бы легко объяснить, если бы речь шла о потомках Сата, но ведь рядом с ним находились верховные – те, с кем он начинал этот длинный путь, те, кто всю свою жизнь посвятил созданию мира, полного любви и равенства. Неужели безумство коснулось в конце концов и их? Еще на что-то надеясь, он перевел взгляд на Яхве, но его друг по-прежнему отрешенно смотрел в окно ковчега, отгородившись от окружавшего мира.

Тем временем ковчег поднялся выше, и все плато открылось перед Адамом как на ладони. За первым каналом шел другой, а потом еще и еще. Они описывали по равнине идеальные окружности, в центре которых, сверкая позолотой в лучах полуденного солнца, подпирала вершиной облака пирамида – символ божественных основ бытия. Со всех сторон ее окружал город. Он был настолько велик, что первый от пирамиды канал проходил по его территории, деля мегаполис на две части.

Не увеличивая скорость, ковчег теперь двигался по спирали, давая возможность богам насладиться красотой их творения, а возможно и немного успокоиться. Так они достигли окраин города. Он начинался у второго канала, загроможденного множеством лодок. Прибежищем для этих различных по размерам и формам суденышек служили длинные неказистые здания, стоявшие на сваях по его топким берегам. От них вглубь города шли утоптанные пыльные дороги, по обочинам которых тесно прижимались друг к другу сложенные из позеленевшего от времени кирпича постоялые дворы и лавки мелких торговцев, с плохо покрашенными, потрескавшимися деревянными вывесками. Сразу за торговыми рядами начинались жилые кварталы, тянувшиеся до самого берега первого канала. Аккуратные небольшие домики, кое-какие хозяйственные постройки, деревья, растущие по дворам и обочинам дороги, – весь этот пейзаж не отличался разнообразием, но радовал глаз спокойной простотой.