Далия Трускиновская - Мы, домовые

– Может, Денис вечером придет, – сказал Акимка. – Тогда придется ждать, пока уснет.

– Подождем, – ответил Якушка. – Ты уж прости нас, дураков, Трифон Орентьевич. Не устерегли.

– А и хорошо, что не устерегли, – вдруг обрадовался Трифон Орентьевич. – Теперь хоть чуточку больше про эту нечисть понимаем.

Зимой темнеет рано, и довольно скоро в комнате осталось одно светлое пятно – компьютерный экран. Якушка сбегал домой, вернулся и доложил: Матрена Даниловна с супругом ужинать изволят, он хозяйке дал знать, что беды пока не случилось, она взглядом показала, что поняла. Если бы Лукьян Пафнутьевич проведал про ее приятельство – много было бы шуму. Теперь у Трифона Орентьевича, по Якушкиным соображениям, было часа два на эксперименты – пока Матрена Даниловна не завершит домашние хлопоты да пока не завалится спать Лукьян Пафнутьевич.

Евсея Карповича перетащили поближе к экрану и уложили перед клавиатурой. Сами вчетвером сели в засаду.

Сперва домовые таращились на неподвижное тело очень старательно и почти не дыша. Потом расслабились, стали переговариваться и упустили тот миг, когда слабая лапка Евсея Карповича, как бы помимо воли хозяина, поползла по клавиатуре вверх, к трекболлу, который для домовых куда удобнее обычной компьютерной мышки.

– Ох, гляньте… – прошептал Акимка.

На экране начались чудеса…

Домовые смотрят телевизор, но понемногу, сильно в это дело не втягиваются. Они радуются старым добрым мультикам и не выносят современной музыки, да еще с пеньем, – им все кажется, будто этими тупыми звуками какой-то злодей их из дому выживает. Они народ практичный и хотят видеть на экране связное действо: если кто куда пошел, чтобы он оттуда что-то принес, если парень и девка целуются, то чтобы старшие их поженили.

На мониторе же явилось им действо бессвязное – трубы какие-то заплелись, искры стали вспыхивать, проползла большая зубастая пасть, открываясь и закрываясь, но ничего не сожрала.

В трубе появилась махонькая фигурка и побежала, понеслась! За поворотом возник вдруг большой синий кристалл. Фигурка свернула, кинулась к нему – и он пропал. Два точно таких же кристалла образовались в другой трубе, куда попасть было непросто. Но фигурка, потыкавшись в тупики, и туда добралась. От ее прикосновения кристаллы моментально гасли.

– Куда они деваются? – шепотом спросил Якушка.

Трифон Орентьевич ответа не знал. Но показать себя простаком перед Малашей не мог.

– Оно их глотает.

– Как же они в нем помещаются?!

– Как, как… Ты воздушный шар видел? Посмотришь – большой, а сдуется – тряпица. Вот так.

Якушка стал приглядываться к кристаллам, но того момента, когда они от прикосновения сдуваются, уловить не мог. Опять же – фигурка (имевшая, кстати, голову, но почти не имевшая рук и ног) рта, чтобы проглотить тряпицу, не разевала. Зато разевал рот и тихонько говорил «гам!» Евсей Карпович. Но как раз на него и не смотрели.

– Экий проглот… – пробормотал Акимка.

Фигурка, уже нацелившись на очередной кристалл, замерла, словно бы ее окликнули. А потом с большой скоростью понеслась по своим заковыристым трубам.

Трифон Орентьевич этот миг промедления уловил. И некое понимание забрезжило – как будто в непроглядной темноте высветился и погас кусочек дороги.

Якушка взялся считать проглоченные кристаллы. Тряпица тряпицей, но ведь брюхо у фигурки не бездонное, и четыре десятка кристаллов должны были бы разорвать уродца на кусочки. А Трифон Орентьевич наконец вспомнил про Евсея Карповича и начал следить за ним.

Обнаружилось, что лапа домового, лежащая на трекболле, шевелится и вздрагивает. И наметилась туманная связь между глотанием кристаллов и этими шевелениями. Трифон Орентьевич подумал было, что пропавшие кристаллы как-то попадают через ноутбук прямо в брюхо к домовому – он-то покрупнее головастой фигурки, их в брюхе немало уместится даже в виде тряпиц. Но следующая мысль была более разумно: если Евсей Карпович кормится кристаллами, то отчего же он теряет силы и лежит пластом? Уж не отравлены ли они? С другой стороны, Евсей Карпович домовой опытный, с крысиной отравой наверняка имел дело, не может быть, чтобы не догадался…

Тут появилась круглая пасть и кинулась в погоню за фигуркой, открываясь и закрываясь. Фигурка мчалась с неимоверной скоростью, успевая при этом хватать и глотать кристаллы, которые, как на грех, уже сами кидались ей под ноги, и тратя на них драгоценное время. Наконец пасть, разогнавшись, налетела на фигурку – и ничего не стало, ни труб, ни кристаллов, ни пасти, ни фигурки, а Евсей Карпович тихонько и очень жалостно застонал.

В ответ ему из недр ноутбука кто-то хрюкнул.

И вот наконец появилась на экране та самая фигура, которую пыталась изобразить Матрена Даниловна. Продолговатый силуэт, смахивавший на прожорливую фигурку, сложился из точек, каждая точка испустила луч, лучи отвердели и впились в шкурку Евсея Карповича. Он же распластался и более не шевелился.

Трифон Орентьевич понял, что настала пора действовать.

* * * Домовые только на посторонний взгляд одинаковы, а на самом деле очень меж собой отличаются. Одни деловиты и ухватисты, пока все в хозяйстве благополучно, а стрясись беда – впадают в тоску и панику. Таков был супруг Матрена Даниловны – Лукьян Пафнутьевич. Иные, видя беду, основательно готовятся ее изничтожить – и, выбрав нужную минуту, наносят удар. Таков был Евсей Карпович. А Трифон Орентьевич, выросший меж книг, мог по незнанию обыденной жизни и ее пакостей влипнуть в неприятность, зарыдать, а потом вдруг собраться с силами и словно бы броню на себя надеть и действовать скоро и решительно, даже безжалостно.

Увидев тоненькие струнки, действительно похожие на вставшую торчмя бахрому старой скатерти, он понял не умом, а чем-то более сильным, чем обремененный знаниями и неповоротливый умишко, – пора!

И более того – подумав да оценив свои возможности, он бы подкрался, схватил одну струнку, стал ее тянуть и дергать. Та нечисть, что засела в ноутбуке, была бы очень благодарна за такое обхождение – тут же втянула бы прочие струнки обратно и на прощание ухмыльнулась. А Трифон Орентьевич с геройским визгом бросился вперед – и, подпрыгнув, рухнул на струнки всем телом.

Якушка с Акимкой, не рассуждая, кинулись следом и, тоже с высокого прыжка, упали на спину Трифону Орентьевичу. Последней подбежала Малаша. Она барахтаться вместе с домовыми на провисших почти до самой клавиатуры струнках не стала – воспитание не позволило. Но на столе была, среди прочего Денискиного имущества, авторучка. Малаша схватила ее и принялась лупить по стрункам, попадая при этом и по Якушкиной спине.