Елизавета Дворецкая - След черного волка

Девушки веселились, играли, будто жеребята, водили круги, и звонкое пение с припевом «лели‑лели» эхом отдавалось по роще. И все же Лютаве было беспокойно: все время хотелось оглянуться, отойти от шума подальше и прислушаться: не зовет ли ее кто?

– Где же он, мой сердечный друг? – спрашивала она у березки, без Лютомера томимая гнетущим одиночеством. – Мне бы только дорогу к нему указал кто, а я хоть куда за ним пойду – хоть в пламя палючее, хоть в бездны преисподние…

Бездны… Ей вспоминалось, как падала она на ледяное дно мира, как очнулась на цветущем лугу и как ждала, чувствуя приближение своего потустороннего жениха. «Велес сам придет за тобой…» Она так много знала, она прошла по дороге самой богини, но только собственная человеческая судьба ей не давалась в руки! Может, потому, что нельзя держать в одной руке сразу два веретена…

Лютава посмотрела на свои руки. Ей не хватало отданного кольца. Подумалось: а может, это оно зовет ее?

Приехав из Чадославля, она уже не застала Лютомера дома. И отца с Замилей тоже. Возвращением дочери, отпущенной замуж, старейшины рода были очень недовольны, Богорад даже отругал ее в сердцах. Еще чего не хватало: пойдет слух, будто Бранемер Вершинину девку назад отослал, может, она порченая какая!

Лютава отвечала: ведь ее отсылали, чтобы она родила Бранемеру сына и стала княгиней, но до ее свадьбы прежняя жена успела забеременеть, значит, Лютаве княгиней не бывать. Ведь не в младшие жены ее отсылали! Богоня, не сдаваясь, продолжал ворчать: и Бранемер тоже хорош! Уж коли высватал невесту и ее род замуж отпустил, надо было брать! Куда ее теперь девать? Лютава только вздыхала. А что сказали бы старики, если бы узнали о желании Лютомера не отдавать ее никому?

* * *

Лютава часто видела брата во сне, но одна ночь – когда отгуляли Ярилу Вешнего – выдалась совершенно особенной. Едва она успела лечь – на ту лежанку в избе Замили, где Лютомер жил перед отъездом, – как рядом появилась рослая белая женщина. На плечах ее сидела голова волчицы с ослепительными голубыми глазами, но Лютава не сомневалась: это ее мать. Велезора знаком велела ей встать и повела за собой.

Они дошли до двери, Лютава шагнула через порог. Белая женщина исчезла, перед ней простирался лес. Это была та самая роща, где девки гуляли днем. Солнце не светило, но было совсем светло. Стояла полная тишина: веточка не шелохнется под ветром, птичка не пискнет. Лютава пошла вперед, но даже ее шаги по траве не производили ни малейшего шума. И тем не менее все сильнее становилась ее тревога, заставляя ускорять шаг. Как живая белая береза среди неподвижных, спящих стволов, она стремилась все глубже в лес, так что собственная коса едва за ней успевала.

Впереди показался ручей. Лютава с ходу перепрыгнула его, и вокруг резко потемнело, будто половина света осталась на Той Стороне. Здесь тоже был лес, но уже еловый: ели слегка покачивали ветвями, в вершинах вполголоса гудел ветер, но и эти звуки после прежней тишины не успокаивали. А Лютава спешила дальше, чувствуя, что может опоздать; какая‑то неотложная потребность гнала ее бегом. И то, что она не знала своей цели, было страшнее всего.

Вот она достигла реки и резко остановилась на сером песке. Ни бревнышка, ни камешка… Но стоять на месте было мучительно, а к тому же она знала, что помощи ждать неоткуда. И пошла прямо в воду. Сперва по колено, потом по пояс, потом по грудь. И когда она уже испугалась, что вода вот‑вот скроет ее с головой, дно стало повышаться. А впереди висела тьма, так что противоположного берега вовсе не было видно.

Лютава наткнулась на ветки, вытянутые над водой, и полезла между ними на берег. В полной темноте она не видела, куда ставить ногу, за что ухватиться; несколько раз она упала, но вставала и снова карабкалась, ощупью отыскивая проход меж невидимых преград.

Но вот под ногами твердая земля. Было очень шумно: ветер выл и разгневанно тряс деревья, которых она даже не могла разглядеть. Ее хлестали ветки зарослей, невидимых в темноте, и Лютава шла, пригнувшись и закрыв голову руками. Мокрая одежда прилипала к ногам, она была будто стреноженная и к тому же сильно мерзла. Каждый шаг давался с трудом. Вокруг мелькали низкие тени, раз или два ей померещилось, что она видит отблески в волчьих глазах; еще раз что‑то большое вдруг бросилось на нее из‑за деревьев, но две‑три серые тени метнулись навстречу, раздался шум борьбы, вой, визг… А Лютава все шла вперед как могла быстро, не оглядываясь.

Вдали появилось размытое мерцание, и Лютава ухватилась за него взглядом среди темноты, будто утопающий – за брошенную веревку. Оно усиливалось, блеснуло рыжее пламя, стали видны очертания исполинских деревьев. Рыжее пламя обнимало весь виднокрай, будто там впереди разложена длинная‑предлинная цепочка низких костров. Повеяло теплом, потом жаром.

А потом деревья кончились, и Лютава вышла на поле… или широкий речной берег. Под ногами похрустывал пепел, а впереди текла река из огня.

Огненная река…

«В пламя палючее, в бездны преисподние…» Неужели ее толкают туда, куда она сама обещала пойти за своим суженым? Неужели ей придется теперь перейти вброд и эту реку, как те первые две?

Уже медленнее, стараясь не терять решимости, Лютава приближалась. Жар Огненной реки уже высушил ее одежду и бросал рыжие отблески на белую шушку, длинную косу, суровое лицо. Теперь она напоминала молодую богиню Марену, что одна только и гуляет на этом сумрачно‑сером лугу, где посеян пепел мертвых и всходят обожженные кости с погребальных крад…

Но почему она должна искать своего суженого здесь? Он умер? Или еще не родился и она сама должна принести его с Той Стороны? Чего хочет от нее судьба?

Вдруг она увидела впереди что‑то длинное и темное. Сердце от внезапного испуга забилось чаще, она вздрогнула и застыла. Что это там, в полутьме, среди пламенных отблесков, какое чудовище?

Темный предмет не шевелился. Лютава сделала несколько шагов ближе… а потом содрогнулась и устремилась к нему почти бегом, увязая в пепле. Это был человек. И она его знала.

Лютомер лежал на спине, боком к огню. Неподвижный, будто идол каменный. У Лютавы упало сердце – еще ниже, если это возможно, – и со звоном покатилось куда‑то в бездну. Грудь осталась пустой, вся жизнь в ней замерла. Она приблизилась, не чувствуя, ступает по пеплу или по облаку, и опустилась на колени.

На теле не было видно никаких ран, но это ничего не значило. Разметанные волосы стали совершенно белыми от пепла, черты лица заострились, глаза и щеки запали. Никогда Лютомер не был так страшен – и никогда не казался ей так прекрасен и любим.

Лютава положила руку ему на грудь, потом склонилась и прижалась к ней ухом, пытаясь расслышать стук сердца, но слышала лишь шум крови у себя в ушах. От ужаса в глазах вскипели слезы, сорвались со щеки, упали на его холодную грудь. Она не могла поверить, что ее брат забрался глубже, чем ему было позволено, столкнулся с препятствием, которого не смог одолеть, нашел врага, чья сила превышала его силу…