Елизавета Дворецкая - След черного волка

– Да уж верно, не в чащу. Что ей там делать? Не просто так она пошла куда глаза глядят, коли пожитки собрала. Куда‑то ушла. Стало быть, какая‑нибудь тропа ей требовалась. Поедем‑ка мы с тобой к Упе, а Державку домой пошлем. Если хочешь княгиню искать, нам дружина понадобится.

Державка поскакал назад, а оставшиеся трое поехали к Пекельному Кругу. Осторожно обошли его большой петлей по лесу, только Полазку послали на поляну посмотреть, нет ли чего. За Кругом вышли к тропе, что вела на Упу, – этим путем в круг доставляли мервецов, привезенных по реке. Ехали медленно, оглядывая тропу и растительность по сторонам. Надежда, что Семислава что‑нибудь в темноте потеряет, была призрачной и не оправдалась. Вот и берег. Ивы, вода…

Вдруг Зажит вскрикнул. Ярко и Живорад обернулись: отрок показывал куда‑то в кусты. Там что‑то белело. Ярко соскочил наземь и бросился в заросли.

На ветке висел лоскут белой льняной тканины – простой, даже не подшитый. Ни вышивки, ни еще какой метки. Однако на нем были завязаны два узла. Сами по себе они ни о чем не говорили – кроме того, что кто‑то о чем‑то условился и оставил знак.

– Увез ее кто‑то, – сделал вывод Живорад. – Видать, с челном здесь поджидали.

Ярко не ответил, напряженно думая. Если здесь Семислава села в челн, то уплыть тот челн мог в обе стороны – и вверх, и вниз по реке. Если вверх, то это путь на юго‑восток, к верховьям Дона. Что ей там де…

Гацыр‑бек! Ярко пробил холодный пот, и он безотчетно вытер лоб куском тканины с узлами, который все еще сжимал в руке. А если вверх – это к Оке… на заход солнца… Лютомер?

Перехватило дыхание. Ярко сжимал предательский лоскут и пытался вдохнуть. Мысли метались между двумя возможностями, из которых и не угадаешь, которая хуже. Хазарин Гацыр – или угрянин Лютомер? Оба они желали Семиславу. И кто‑то из них пытается вырвать ее из рук законного жениха. Но кто? Который?

– Надо, сыне, две дружины снаряжать! – Живорад сочувственно взял его за плечо. – И не знаю, где сейчас столько людей добыть – все ж на жатве. Или оставим дело до зимы? Так оно разумнее будет.

– До зимы? – Ярко обернулся к нему. – Чтобы он там ее… А я что делать буду?

– Но теперь‑то уж что! – Живорад развел руки и выразительно хлопнул себя по бокам. – Твоя невеста – имеешь право спросить за обиду. Но прямо сейчас или зимой – уже без разницы.

– Зимой я буду никто! – Ярко в отчаянии посмотрел на брата матери. – Если я не верну ее сейчас, Добрята на дожинках себя князем объявит! А надо мной насмеется, обзовет мальцом беспортошным! И потом уж его не спихнешь, хоть бы я трех Святкиных вдов за себя взял!

– Это верно…

Ярко зажмурился, словно не желал видеть белый свет после такого позора. Так и виделось, что теперь он будет, как в кощуне, год за годом бродить по белу свету и искать свою невесту, унесенную лютым змеем… черным вороном… серым волком…

– Серым волком… – повторил он вслух и открыл глаза.

Нет, это сделал не Гацыр. Савар со своей дружиной уехал давным‑давно и вернуться обещал только на следующий год, чтобы подтвердить докончания уже с новым князем вятичей и взять в жены кагану его сестру. Да неужели тайком воротился, чтобы попытаться выкрасть Семиславу из Навьего ельника? Откуда ему вообще знать, что она там? Что она обучена и собирается за Ярко уже этой осенью?

Знать все это мог только один человек. Тот, кому Ярко сам сказал, что в дожинки женится на Семиславе, если ему не привезут угрянку. И Лютомер лучше всех на свете знал, что ее не привезут…

– Это угряне… – почти прошептал Ярко, будто придавленный грозным взглядом судьбы. – Он, волк лютый… Поехали.

Он вернулся к лошадям и снова сел в седло. Лоскут с двумя узлами он по‑прежнему сжимал в руке, будто пытался удержать за кончик хвоста ускользающее счастье.

* * *

Глядя, как высоко над берегами Оки луна движется по ночному небу, Семислава вспоминала свою давнюю свадьбу со Святомером. Это было почти как в сказании, где уже зрелому князю привозят в жены Солнцеву Дочь, которую добыл какой‑то другой молодец. Но это событие восьмилетней давности помнилось отстраненно – сказание и есть сказание. В нынешний раз все сложится совсем по‑другому. Потому что сама она – уже не та пятнадцатилетняя Леля, что еще не умела отличить свою истинную судьбу от навязанной другими. Цветок расцвел, ее суть раскрылась, и она знает, что ей нужно.

Впереди что‑то зашевелилось, а потом из‑за кустов вышел зверь – крупный волк. Лунный свет делал его шерсть белой, а его самого – настолько похожим на видение, что Семислава даже не шелохнулась. Она не испугалась и не обрадовалась. Она просто ждала, что будет дальше.

Зверь помедлил, глядя на нее сквозь тьму. В его глазах сияли зеленые огоньки. Потом он медленно приблизился, неслышно ступая мягкими лапами по траве и не тревожа спящих отроков. Семислава сидела неподвижно. Сердце стучало где‑то в горле, кровь колотилась в ушах, ее пробирала дрожь – не страха, а потрясения от встречи с судьбой. Она не могла бы двинуться и подать голос, даже если бы испугалась.

Боялась она одного – что все это ей снится. Эта встреча… Это бегство. Что вот сейчас она очнется и увидит себя в избушке Навьего ельника, где рядом с ней – только храпящая баба Полазка.

Видя, что она ждет его внешне спокойно, волк подошел вплотную. Потянулся и коснулся холодным носом ее кисти, лежащей на коленях. Семислава хотела поднять руку, ответить на приветствие, но не находила сил. Белый волк приблизил морду к ее лицу. Она ощутила запах зверя, его дыхание, и это доказательство его явности не сказать чтобы успокоило ее, но воодушевило. Она подняла руку и коснулась его головы. Прохладная гладкая шерсть… Он живой.

– Ты пришел за мной? – едва шевеля губами, почти одним дыханием спросила она.

Волк сделал движение мордой, выражая некий вопрос. Говорить он в этом облике не мог.

– Я жду тебя. Я ждала тебя… весь год… всегда. Ты пришел наконец?

Волк попятился и скрылся за ближайшим кустом. Семислава ждала, что будет дальше. И ощутила невидимую, неслышимую, но ясную вспышку силы. Кусты содрогнулись, в них зашевелилось нечто еще более крупное.

А потом к ней подошел человек и сел рядом уже по‑человечески.

– Семислава… – прошептал тихий хриплый голос.

Он взял ее за руку, и прикосновение настоящей человеческой руки наполнило ее небывалой отрадой. Кончились ее метания, неприютность, поиски – она вошла в свой истинный дом. Она плохо различала в темноте его лицо, но узнавала чувство, которое охватывало ее рядом с Лютомером и прошлым летом. Теперь она вновь ощущала запах, но это был запах разгоряченной человеческой кожи. Она почти не видела его, но собственной кожей ощущала, что едва сменивший облик оборотень обнажен, а значит, не совсем еще покинул стихию дикого звериного мира. И это ощущение наполнило ее и ужасом, и возбуждением, какое она испытала в жизни только раз – Купальской ночью год назад, когда впервые подошла к нему так близко.