Александр Логинов - Усобица

Новокщен [28] Новокщен, новокрещен — крещеный в православие из мусульман или язычников. татарин Евграф всю ночь глаз не сомкнул. Случайно подслушанный разговор не выходил из головы, но решиться на измену у татарина не хватало духу.

В маленькой келье царил полумрак. Тусклый свет двух сальных свечек едва позволял различить лица собеседников: старца, некогда бывшего князем, и сорокалетнего воина в монашеской рясе, внебрачного сына московского князя, рожденного пронской княжной. Грех спрятали от глаз общества, даже сам Пронский князь не догадывался о непраздности княжны, срочно уехавшей на богомолье в Константинополь, а на самом деле скрывавшей свой грех в одном из дальних монастырей. Новорожденного назвали княжеским именем Роман и оставили в обители. Именно красавица княжна послужила причиной благосклонного отношения Москвы к Пронскому княжеству. Московский князь использовал свою страсть на благо своему княжеству. Пронские удельные князья попали под влияние Москвы, оставаясь номинально уделом Резанского княжества.

– Ну? – монах нетерпеливо протянул руку.

Воин отстегнул от пояса деревянный футлярчик и вложил его в протянутую ладонь.

– На словах что велено передать? – монах отвернулся от собеседника, подвигая медный подсвечник ближе к себе и отвинчивая крышку футляра.

– Недоволен царь, – тяжело вздохнув, сказал собеседник.

– Хм… Мало дали? – монах вновь развернулся к собеседнику.

– И это тоже, – покачал головой Роман.

– Неужто старая лиса прознала про Кичима [29] Кичи-Мухаммед — фактически последний хан Золотой Орды в 1428 год и 1432–1459 годах, сын Тимур-Хана. Захватил власть в Золотой Орде у своего тезки. Чтобы избежать путаницы, прозвали предшествующего правителя Орды Улу-Мухаммед (то есть «старший Мухаммед»), а его конкурента Кичи-Мухаммед, то есть младший. ? – на лице старика проявилась нешуточная озабоченность.

– И про Кичима вызнал… – воин утвердительно кивнул головой. – Как вестник прискакал, царь чуть головы нам не поотрубал.

– Вот собака! – не удержался монах от комментария.

– Так, все одно, рано или поздно, вызнал бы Махметка – послухов у него немало.

– Что сделано – не воротишь… все в руках Божьих.

– Правильно ли мы сделали, оказав помощь Кичиму? – неожиданно спросил Роман.

– Махметку так и так придется убирать… пускай это сделает Кичим, – не сразу ответил монах.

– Вот только обойдется это недешево, – возразил собеседник.

– Недешево, – согласился старик. – Но не дороже серебра.

– Думаешь, все получится?

– Уверен. Перегрызутся, как дворовые псы из-за кости с мозгом, – усмехнулся старик.

– Пятнадцать тысяч! Сто пятьдесят пудов серебра – хорошая кость. Может, не стоило платить выход всем сразу?

– Опять ты за рыбу деньги! Выход уплачен.

– Страшно, – покачал головой Роман.

– Что страшно? Что хана Орды мы утверждаем? – властным голосом спросил старик. – Таки того и добивались все эти годы. И не впервой нам ставить своих ханов. Вспомни Узбека… Хотя о чем это я? Молод ты, чтобы царя природного помнить… настоящий был царь!

– Все одно, опасаюсь я, что не будет в Орде свары, – продолжал упорствовать Роман.

– Поможем воинами Кичиму, он и ударит. А по весне пойдешь в Булгар. Дашь тамошнему хану поминок и слова нужные нашепчешь. Пускай наймет воинов, если хочет стать царем в Орде.

– И этот тоже? – очень удивился Роман.

– Что прав у него нет? – недобро усмехнулся старик. – Времена ноне другие. Кто силен, тот и прав. Главное, не до Руси поганым [30] На Руси в это время уже произошли коренные изменения в восприятии татар. будет. А от эмиров-изгоев мы как-нибудь отобьемся.

– Резанскому князю это не понравится.

– А мы его спрашивать не станем. Послухи мне докладывают, что послы от Махметки были у Ивана Федоровича. Тайно. Сулили многое, лишь бы только помощь оказал.

– И что князь?

– Хитер князь аки лис. Все простачком прикидывается, но понимает, что Махметке верить не след. Обманет, как пить дать. И Кичим на Резань зуб давно точит. Ему, куда не кинь – всюду клин. Как ни крути, а без Москвы резанцу свое княжество не отстоять. Ты вот чего, под видом простого воина пойдешь с московским боярином в наезд [31] Наезд — конный набег. на хинови [32] Хинови — подразумевается на врага, хотя в текстах термином «хинови» назвались половцы и вообще степные народы. . Присмотри там за нашим служилым князем. Особо вызнай, о чем он с бусорманами говорить станет. Если вдруг переманивать к себе начнут…

– Понял, – криво усмехнулся Роман, хватаясь за костяную рукоять булатного кинжала.

– Серафим живой ли? – вдруг спросил монах, протягивая руку к ларцу. Осторожно открыл украшенную «узорочьем» крышку и достал из недр ларца несколько свитков.

– Живой и здоровый, – Роман развел руками. – Чего ему станется.

– Отправишь его в Литву. Людей подбери верных. Казну повезет Серафим, – сообщил монах, незаметно наблюдая за реакцией Романа, но воин отреагировал на новость совершенно спокойно. – Грамотку вот возьми, пускай Серафим передаст лично в руки Свидригайло, а на словах пусть шепнет, что серебра мы дадим не жалеючи, вот только должен он договориться с великим магистром. И если у него не сладится с орденом, то серебра ему не видать. Пусть так и скажет.

– Литва и Орден? Занятно, – Роман усмехнулся в густые усы. – Серебро делает врагов друзьями.

– А друзей – врагами, – добавил монах. – Есть еще одно поручение. Сам решай, кого пошлешь. Нужно в Псков сбегать. Отвезти поминки боярам, что держатся руки московского государя. Евфимий ноне собрался наместника своего поставить в Пскове. Пусть бояре псковские подумают хорошо. Можешь обещать им, что Ордену и Литве не до Пскова будет ноне, но если плохо думать будут бояре, то все может иначе случиться…

– Так Серафим и сбегает в Псков. Он справится. А людей я верных пошлю с ним, проверенных, – не раздумывая, предложил Роман.

– А теперь ступай, – монах повелительно махнул рукой, отпуская Романа. – Поутру отправляйся в вотчину Прокопия, он тебя примет. Серафим же пускай отправляется не мешкая.

Как только за посетителем закрылась дверь, в келью прошмыгнул невзрачный мужичок в черной рясе из домотканого сукна.

– Брошка! Покличь Востру саблю, – отдал распоряжение старец своему секретарю.

Мужичок мгновенно исчез за дверью, и, пока он отсутствовал, старец успел развернуть кусок темновишневого сафьяна, в который был завернут ярлык хана, писанный на плотной лощеной бумаге из шелка, склеенной из нескольких частей. Сорвав царскую печать в виде трех квадратов, вписанных друг в друга, он начал читать. Для этого ему пришлось надеть очки. Занятную штуку прислали ему из Царьграда. Зрение у монаха отменное, высоко в небе он мог различить клюв у сокола, а вот читать не мог – близко видел плохо, а в очках – милое дело.