Мария Семёнова - Мир по дороге

Потом он присмотрелся к середине озера и тотчас позабыл и об охранниках, и о решётке.

Над круглой дырой, уходившей в сокровенные бездны земли, витали густые облака пара. Они даже не то чтобы срывались с поверхности, они то и дело вспучивали её, вырываясь огромными пузырями, как из горшка, поставленного в слишком горячие угли. Временами ветер рвал плотную пелену. Тогда становилось видно что-то вроде длинного каменного причала, протянутого от дальнего берега. Только причалы обычно опираются на сваи, а тут Волкодав никаких опор не заметил. Узкий каменный язык в полсотни шагов чудесным образом висел над водой, причём, если люди не врали, с незапамятных пор. Завершался он круглой площадкой с отверстием посередине. Вокруг отверстия вели недвижный хоровод три тонкие и высокие арки, увенчанные каменным кольцом. Они казались не сложенными, даже не вытесанными, а словно бы вытянутыми всё из того же чёрного камня, для которого за пределами Саккарема не существовало даже названия. Из отверстия исходила тонкая струя пара, отливавшего жемчужным радужным блеском. В арках не было видно никаких завес, но ветер сквозь них словно бы не проникал, подхватывая и развеивая радужную струйку лишь за пределами венца наверху.

На площадке с внешней стороны арок без устали трудились полуголые жрецы с длинными черпаками. Они наполняли их и опоражнивали в ведёрки. Те из рук в руки плыли к берегу. Там священную воду разливали в кувшинчики. Их запечатывали сургучной смолой и ещё горячими продавали с лотков.

Деловитая людская возня вдруг показалась Волкодаву чужеродной и оскорбительной для этого воистину древнего места. Люди словно бы нашли что-то, чему не знали цены, и употребили это по своему убогому разумению. Вроде как взяли те самые тюки бесценного халисунского хлопка и выстелили им гнёзда для несушек в курятнике. И вообще ему здесь нравилось чем дальше, тем меньше…

Он понял причину, когда уловил исходивший от воды запах. Очень слабый. И жутковато знакомый.

Неужели возможно, чтобы срамная язва земли, вроде бы оставшаяся далеко-далеко, протянула отравленное щупальце даже сюда? И если так, я-то чего ради сюда пришёл? Неужели только затем, чтобы снова понять: тот мир по-прежнему крепко держит меня?..

Вниз по широким отлогим ступеням старик Гартешкел сошёл сам. Волкодав нёс лишь купленный им действительно объёмистый жбан. Ещё не хватало, чтобы дед расколотил хрупкую посудину и был вынужден лезть в гору за новой!

– Сын мой, – уже в воротах постоялого двора обратился к нему Гартешкел. – Ты оказываешь себя человеком не только порядочным, но также ловким и крепким. Скажи, нет ли у тебя намерения заработать немного денег?

Волкодав от неожиданности даже остановился. Потом медленно кивнул.

– Видишь ли, – принялся степенно объяснять старец, – мы усматриваем свою удачу в том, чтобы жертвенный пирог проносил по деревне чужой человек, непременно чистый душою и непричастный ни к нашим грехам, ни к нашим добрым делам. Понимаешь ли, селение изгнанников давно разрослось, так что речи о том, чтобы всем миром слепить пирог подношения, идти больше не может. Вот уже много лет жёны и дети возлагают долг прикосновения на мужчин, и те стоят вдоль улицы до самых дверей храма, стараясь дотянуться до пирога… Или хотя бы коснуться того, кто несёт его. В своём рвении люди пихают и отталкивают один другого, несущего подношение могут даже сбить с ног… Ты, конечно, понимаешь, что пирог должен достигнуть храма неповреждённым. Потому-то мы всякий раз стараемся нанять человека, которого так запросто не вываляешь в пыли… Я со вчерашнего дня присматриваюсь к тебе, сын мой. У тебя, прости, наружность завзятого любителя кулачной забавы. И ты не погнушался отдать часть своей силы беспомощному. – Гартешкел улыбнулся венну с таким теплом, словно тот впрямь доводился ему родным сыном. – Что-то подсказывает мне: ты не испугаешься ни хватающих рук, ни грехов, перетекающих на пирог.

Ещё несколько шагов Волкодав прошёл молча. Потом проворчал:

– Деревня гончаров. Дар-Дзума.

– Что тебе в ней? – удивился старик.

– От вас далеко?

– Не буду врать тебе, утверждая, будто мы живём прямо на ведущем туда большаке, – сказал Гартешкел. – Край наш, как я уже говорил, расположен достаточно уединённо. Однако часть пути нас в самом деле будут обгонять порожние телеги горшечников. После того как ты побываешь у нас, тебе придётся вернуться к росстаням у Белой Руки и повернуть к западу. Я тебе всё покажу, когда доберёмся туда. Так ты согласен?

Тот раз я тоже решил совсем немного отклониться от намеченного пути… подумалось Волкодаву. Однако мысль о сорока тюках перевесила. Венн молча кивнул.

– Мы заплатим тебе нардарскими лаурами, известными бесскверной чеканкой, – обрадовался старик. – По целому лауру от каждого двора, а их в нашей деревне шестьдесят три!

Он даже вытащил из кошеля и показал Волкодаву большой сребреник. На монете красовался профиль кониса Мария Лаура: широкий лоб, жёсткие усы, прямой нос. То, как безбоязненно Гартешкел вынул монету, само по себе подкупало. Я, мол, тебе верю, ты меня не ограбишь.

Пока венн пытался пересчитать лауры в хлопковые тюки, подал голос Иригойен:

– Ты говоришь, порожние телеги горшечников?..

– Ну да, – обернулся Гартешкел. – А ты разве не обратил внимание на тонкую выделку кувшинчиков, в которых там, наверху, продают священную воду?..

Дождавшись, чтобы предводитель некогда изгнанных удалился в задок [18], к Волкодаву подошла мать Кендарат.

– Он беседовал только с тобой и так, словно ты уже решился сопровождать его в одиночку, – сказала она. – Настолько ли я опротивела тебе, малыш, что ты готов предпочесть одиночество?

Пока венн соображал, как на это ответить, вместо него высказался Нелетучий Мыш, по обыкновению сидевший на хозяйском плече. Он пронзительно заверещал и взмахнул здоровым крылом, пытаясь то ли оцарапать жрицу, то ли, наоборот, уцепиться за неё острым когтем на сгибе.

– Значит, ещё немного потерпишь меня, – улыбнулась она.

– Ну и меня тоже, – смущённо кашлянул Иригойен. – Пирог с мёдом и голубятиной!.. У нас таких не пекут…

Если Гартешкел и предпочёл бы видеть подле себя одного Волкодава, он ничем этого не обнаружил. Утвердив на ручной тележке свой мешок и завёрнутый в одеяло глиняный жбан, он уделял основное внимание придорожной торговле. Благо в переполненном пришлым народом городке у подножия Дымной Долины она велась на каждом шагу. С бесчисленных лотков продавалось всё, что угодно. От деревянных изображений трёх арок на круглой площадке до настоящих меорийских дубинок, утыканных зубами акулы.

– Ты присматриваешься к вещам древности, почтенный брат, – заметила жрица. – И похоже, знаешь в них толк! Лоточники приветствуют тебя, как старого друга…