Виктория Рогозина - Чернобыльский Йорик, или Смерть гробокопателя

«ВАЗ 2106» достался от деда – единственный родственник, к которому Сударь Валера Петрович испытывал теплые чувства. Мать (вечно пьяная, вечно молодая) совершенно не занималась ребенком и вскоре умерла, замерзнув до потери пульса зимой где-то в подворотне с друзьями-алкашами. Маленький Валера воспитывался дедом Афанасием и улицей. Очень быстро Валера стал главным на районе, заработав уважение у местной шпаны. Улица диктовала свои правила, и не всеми своими поступками Сударь мог гордиться. Бывало разное: драки, кражи, алкоголь, сигареты… но главное, чему Сударь старался следовать – это зову совести и чести.

В свете дальних фар мелькнула хрупкая фигурка девушки.

«Дурная что ли? Ночью на дороге, еще и за городом», – Валера хмыкнул, покачав головой. Уже подъезжая ближе он узнал в ней бывшую одноклассницу, Мышку, как мысленно ее окрестили пацаны на районе. Но Киса называл ее Викторовна. Тихая, непримечательная.

– Но как говорится, есть нюанс, – Сударь улыбнулся собственным мыслям.

***

Со дня смерти бабушки уж минуло четыре года, но ее рассказ залег глубоким рубцом в память, напоминая о себе, интригуя и не позволяя никоим образом забыть. Мила перебирала в голове воспоминания, словно перелистывала пыльные страницы старой забытой книги, и высеченные словно в граните ее памяти слова бабушки, любимой Галины Дмитриевны Вяземской, цепляли своими крючками. Сегодня в ее доме, Мила разбирала вещи. Бабушка часто рассказывала о своей молодости, о годах проведенных в Припяти, и упоминала о какой-то важной шкатулке, которую оставила дома в день эвакуации в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Мила надеялась найти подсказки, возможно личный дневник, чтобы разгадать тайну «черного ящика», но надежда умерла почти сразу. Небольшой частный дом бабушки был аскетично пуст и холоден, без единого намека на прошлое. Хотя это и не удивительно, ведь последние годы она жила с внучкой в ее квартире, доставшейся по наследству. Таким образом схоронив маму, а через пару лет и бабушку, Мышка Мила осталась одинокой с единственным волнующем ее вопросом – что же пряталось в шкатулке? Иногда посещала мысль поездки на экскурсию, чтобы получить ответ на поставленный вопрос опытным путем, но пока это оставалось на уровне фантазий и тайных запросов во вселенную. Галина Дмитриевна часто рассказывала о советских легендах, о своей беззаботной жизни Припяти, работе… и все всегда сводилось к шкатулке. Нечто важное в ней хранилось, то что нужно было с собой забрать. Да ведь эвакуацию обещали на пару дней, что могло пойти не так.

До города было еще далеко, но Мила решительно шла вперед по обочине дороги, надеясь к утру добраться до дома. Редкие машины не останавливались, торопясь по своим делам и возможно принимая одинокую девушку за представительницу древнейшей профессии; автобусный маршрут здесь также отсутствовал. Девушка бодро шагала вперед, не смея жаловаться на сложившиеся обстоятельства, чувствуя себя спокойно и уверено.

Послышался звук мотора. Мила даже не стала оборачиваться, хватит. Машины и так не тормозили, и девушка была готова пройти весь путь сама, не прося более о помощи. Но вдруг заниженная «шестерка» чуть обогнав тормознулась, заехав передним колесом на обочину. Со скрипом опустилось стекло.

– Здорово, Викторовна! – произнес мужчина в открытое окно.

Девушка вздрогнула и мысленно застонала – принесла же нелегкая на ее голову бывшего одноклассника. Валера был своеобразным человеком – сам себе на уме, иногда подворовывал. Репутация хромала, а в школе окончательно и бесповоротно загнулась, но в отличии от его друга Кисы, была чуть чище и несколько белее. Хотя Мила и не могла сказать ничего плохого о Сударе, но все же старалась избегать его, заботясь о своей репутации и сэкономленных нервных клетках, которые ребята могли нехило так потрепать своими выходками. Киса какое-то время оказывал ей знаки внимания, и Мышка до сих пор вспоминая это вздрагивала, понимая, что побаивалась этого человека, думая, что он не воспринял бы ее отказ адекватно. Но ситуация разрешилась как-то сама собой. И хотя ни разу не ходило слухов о том, что Сударь с Кисой поднимали руку на девушек, проверять все-таки не хотелось.

Валера же смотрел на одноклассницу скучающим взглядом. Она сильно проигрывала на фоне Алексы. Худая, невзрачная, с отсутствием какой-либо прически и косметики. Мила напоминала растрепанного воробушка со светлыми пепельными волосами, и считалась в школе книжным червем – вечно молчаливая, застенчивая, держалась особняком ни с кем не дружа и стараясь не контактировать лишний раз. И ходила в простеньких шмотках: джинсы и какая-нибудь свободная футболка или кофта все тех же серых тонов. Сударь не интересовался подобным типажом девушек. Ему нравились пустышки с сексапильной вызывающей внешностью, за счет которых можно было легко самоутвердиться в компании, а использовав, без зазрения совести бросить и не вспоминать. Вяземская Мила Викторовна была не в его вкусе… сильно не в его. Джинсы и объемная бесформенная кофта скрывала худую фигурку, еще больше подчеркивая образ серой Мышки. «Блин, да у нее даже грудь едва на двоечку тянет», – отчего-то с досадой подумал Сударь.

– Падай, подвезу! – Валера дернул ручку открывая дверь и опять задаваясь вопросом: «А что же нашел в ней Киса?». «Братишка» всегда отзывался о Викторовне уважительно, влюбившись в нее без памяти и даже пытался завоевать ее внимание, но до определенного момента.

Все еще удивленная Мила озадаченно кивнула и заторможено забралась в машину.

– Спасибо, – ее голос всегда был негромким, но спокойным. Милу нельзя было назвать робкой при внешней стеснительности. Она прекрасно знала, чего хотела от жизни и предпочитала двигаться вперед, никого не посвящая в собственные планы. Пожалуй, из-за этого ее часто считали чудной, а кто-то в шутку называл юродивой.

– Че как дела? Не задолбали студенты, а, Викторовна? – насмешливо спросил мужчина, выруливая на дорогу и переключаясь на повышенную передачу. Из-за вечно серьезного лица девушки, Валера часто обращался к ней по отчеству, впрочем не желая обидеть. Да и привычку эту «передрал» от друга – Кисы. Но к слову, он не мог припомнить, чтобы Мила улыбалась или даже смеялась, хотя знал ее довольно давно. Она не играла с другими детьми во дворе, редко поддерживала разговоры, предпочитая поседеть с книжкой на лавочке рядом со своей бабушкой.

– Петрович, прекращай свой тюремный сленг, – Мила скрестила на груди замерзшие руки. Чуть подрагивая, девушка пыталась закутаться еще сильнее в свой объемный свитер.

– Да ладно, че ты, Мышка, – он включил печку. – Не чужие ж друг другу. Считай выросли с одного горшка, – Валера хмыкнул, желая чуть развеселить и разрядить обстановку.