Ксения Крутская - Оружие. Песчинки на чашах весов # 2

Что стало потом? Бледный, выцветший мир, потухшие взгляды, молчаливые встречи, мало сна, много работы. Успокоительный отвар, подорванный иммунитет. Простуда, жар, лихорадка, забытье. Мир болел вместе с Тиани: несколько раз налетали тяжелые снеговые тучи, свирепая ледяная крошка секла траву и листья, разбрасывая белые погребальные покрывала по улицам города и окрестным холмам. После погода будто бы налаживалась, солнце осторожными касаниями отогревало прибитую, пожухлую траву… Но оправиться полностью ни трава и деревья, ни душа Тиани уже не могли.

Первую ночь после смерти Маяни Тиа провела в «гостиной». Она просто не могла заставить себя войти в комнату, где лежали вещи Маи, тетради и учебники Маи, где в воздухе витал едва ощутимый аромат любимых духов Маи… На следующий день на рассвете Тиани, очнувшись от сна-беспамятства и задохнувшись слезами от возвращения боли, свинцовой плитой обрушившейся на нее вместе с явью, тихонько выскользнула из «гостиной» (мельком отметив, что в дальнем углу на импровизированной лежанке из скамеек спит Ридан, завернувшись в плащ) и проскользнула по коридору в «прибежище».

Она кружила по комнате, касаясь то одного, то другого предмета, которые еще помнили прикосновения рук ее подруги, ее сестры. Слезы катились по щекам, и Тиани смутно удивлялась, как они не заканчиваются.

«Маяни, сестренка… прости. Я не могу так жить. Я не смогу тебя отпустить, если…»

Тиани взялась за работу. Она переставила всю немногочисленную мебель так, чтобы комната как можно меньше напоминала их с Маяни «прибежище», убрала подальше вещи Маяни, распахнула настежь окно и, ежась от холодного ветра, долго стояла перед ним, пока воздух в комнате полностью не поменялся и не принес вместо едва уловимого аромата духов запахи травы и пыли, прибитой дождем.

Заварив травяной чай, Тиани уселась с кружкой на табурет перед широким подоконником – она решила, что в одиночестве ей ни к чему использовать единственный стол как обеденный, и можно превратить его исключительно в рабочий, завалив тетрадями, учебниками и журналами. Маяни всегда возмущалась и ворчала по этому поводу… Тиа грустно улыбнулась. Вот видишь, сестренка, я уже нашла некий положительный момент в твоем отсутствии. Глаза защипало, но Тиани словно бы услышала тоненький смешок подруги и, задержав дыхание, усилием воли загнала слезы куда-то глубоко в грудь, где они до поры до времени застыли угловатым обломком серого льда.

После беды…

Мир словно выцвел, отделился от людей пыльным стеклом. И поднять руку, чтобы протереть – сил не хватало…

Команда еще сильнее сплотилась после случившегося. Тиани постоянно навещала Ворта в лазарете, сначала просто приходила и молча сидела в кресле в углу палаты, но постепенно они начали перебрасываться простыми фразами, делиться новостями, затем мыслями, мнениями о прочитанном, услышанном, о музыке, книгах – обо всем на свете… Через какое-то время самая младшая из отряда и заместитель командира неожиданно осознали, что стали близкими друзьями и знают друг о друге практически всё.

Остальные Ныряльщики тоже заметно сблизились. Даже Трент, который крайне редко оставался ночевать в университете, в последнее время практически переселился в мужское «прибежище». Мужчины укатили из комнаты Тиа две из четырех кушеток и непонятным способом ухитрились разместить их у себя. Теперь в университете мог оставаться ночевать весь отряд в полном составе.

Ридан и Трент взяли Тиани под опеку: постоянно ненавязчиво старались выспросить, как она себя чувствует, не нужна ли ей помощь и все в таком роде. Тиани видела их заботу, была им очень благодарна, но и чувствовала себя неловко из-за того, что занятые люди возились с ней, как с больной или с ребенком. За это время она намного лучше узнала товарищей, хотя и раньше отношения со всеми в отряде у нее складывались прекрасно.

Только Сайн поначалу отдалился от всех. После выписки из лечебницы он вообще пару недель не появлялся на пятом этаже. Марон никак не комментировал это. Белклив, единственный, с которым Сайн поддерживал связь, говорил, что парню на самом деле пока слишком тяжело видеть их всех, надо дать ему время. И в самом деле, через две недели осунувшийся и какой-то потемневший, словно покрытый пленкой окислов Сайн вернулся в лаборатории и в «гостиную», возобновил тренировки и даже приступил к патрулированию. Постепенно он начал свободно, как раньше, общаться со всеми, с Тиа – позже остальных: они неосознанно сторонились друг друга, потому что каждый вызывал у другого слишком болезненные воспоминания.

Однажды вечером Тиани сидела за столом в своей комнате и переписывала набело заметки, которые вела в ходе эксперимента. Вдруг раздался тихий стук в дверь. Тиани отложила ручку и отозвалась:

– Кто там? Заходите!

Дверь медленно открылась, в проеме застыл Сайн. Тиани молча уставилась на него, он – на нее.

– Входи, – еле слышно выдохнула Тиани, – что стоишь на пороге…

Сайн, опустив голову, шагнул в комнату и сел за стол напротив Тиа. Сложив руки на столешнице и с силой стиснув ладони, он глухо произнес:

– Я так давно хотел к тебе зайти… Поговорить… И почему-то не мог. Я дурак, да?..

– Нет, Сайни, – тихо отозвалась Тиа, – ты просто был ранен, и тебе было больно. Мне тоже было больно, я тебя очень хорошо понимаю.

Сайн молча протянул руку через стол. Тиани крепко сжала ее в ладонях.

В первую неделю после гибели Маяни патрули еще шесть раз сталкивались с Чужаками. Тиани узнала об этом намного позже: поначалу товарищи по отряду старались не говорить с ней на подобные темы, тем более что в это же время в ущелье погибли двое солдат гарнизона форта, вышедшие за Барьер для сопровождения одного из ученых Лаборатории. После этого случая Марон, бледный, как смерть, и злой, как сама преисподняя, отправился в форт и имел многочасовую беседу с командиром гарнизона, закончившуюся, по словам очевидцев, чуть ли не дракой, но добился того, чтобы командующий запретил подчиненным выходить за Барьер без сопровождения хотя бы одного из Ныряльщиков.

Первый выход Тиани на патрулирование был отложен на неопределенное время, против чего она и не возражала. Барьер стал для нее неким пугающим рубежом, отделяющим жизнь от смерти, и она не спешила переходить его. Чтобы не чувствовать себя никчемной и бесполезной, она с головой погрузилась в научную работу и тренировки. Мастер Орсо после случившегося стал еще менее разговорчивым, но взгляд учителя, который иногда ловила на себе Тиани, теперь был намного более теплым и каким-то отеческим, обеспокоенным. Тиани выкладывалась на тренировках по полной, понимая, что ее успехи в учебных поединках дают ее наставникам чуть больше уверенности в том, что после своего первого патрулирования она к ним вернется.