Ольга Лисенкова - Стиратель

Он почувствовал себя так, будто уперся в стену. Облегчение от того, что ему все же сказали что-то определенное – Ассо жива, на первый взгляд с нею все в порядке, завтра ее вернут, – накладывалось на необъяснимость того, что происходит. Его тошнило от того, что он никак не мог ни до кого донести, что она не стала бы вот так бросать его, не заботясь о том, что он чувствует. И не могла взять и забыть его, будто он ничего для нее не значит. Она же выбрала его, предпочла его целой блистательной жизни в мире людей, а ведь перед ней лежало не меньше звездных путей, чем перед этой вот штучкой, например.

– Вижу, у вас появилась новая идея, – встряла Элени.

– Еще одна особенность моей жены заключается в том, что она вышла замуж за меня, – во второй раз за день попробовал разжевать Матвей. – Кромешница, она выбрала не человека, чтобы остаться в мире людей, а меня.

Элени всплеснула руками.

– То есть вы что, ее первый муж? – непритворно изумилась она.

– Да. Я ее первый муж. Первый мужчина и первый муж.

– И через год она… домой?

– Уже меньше чем через год.

Элени вновь окинула его критическим взглядом.

– Не понимаю, – сказала она честно.

– Что ж, вам не обязательно понимать. Я полагаю, такие решения в среде кромешников не слишком часто встречаются, поэтому я и сообщил вам. Вы же спросили.

– Интересно, – признала русалка. – Интереснее, чем я думала. Тогда вопрос, что они с ней сделали, становится более острым.

– Вот именно.

Элени взглянула на него скептически.

– Вам плохо, – заметила она.

– Блестящее умозаключение.

– Вам позвать… eraser ?

– Ну уж нет.

– И от вина отказываетесь, – сокрушенно проговорила Элени.

– Да.

– И от меня. Вот зря, кстати. Кромешники относятся к постели легче, чем принято среди людей, ваша жена не обиделась бы.

Матвей не знал, что сказать в ответ на такую незамутненную инаковость. Просто покачал головой.

– Зря. Я б посмотрела, что она в вас нашла, – продолжала Элени уже полушутливым тоном.

– Вы бы не увидели, поверьте.

– Похоже на то.

Он устал. Ужасно устал. И ужасно соскучился. Это было как ночной кошмар, из которого невозможно выпутаться.

– Давайте мой телохранитель проводит вас в номер, – сказала внимательная кромешница. – Вы сейчас свалитесь со стула.

– Я никуда не пойду.

– И я не пойду на дно морское ночью, это неприлично.

– Неприлично? – переспросил Матвей. Ему вдруг стало очень смешно. Похищать иностранных туристок можно, предлагать себя чужому мужу, несмотря на то что у него медовый месяц, можно, но ходить в гости в поздний час – ни-ни.

– Вы странный, – заключила Элени. – Идите спать. Завтра я отправлюсь за вашей супругой, хотя мы ничего не выяснили. Ждите меня завтра утром тут же. На рассвете. Идите, Матвей Анатольевич.

В номере было пусто и оттого страшно. Матвей же все время был тут с Ассо, здесь они пережили столько счастливых мгновений, что он даже не решился сесть на кровать или на кресло, приземлился прямо на пол, не проходя дальше. Вытянулся во всю длину. Он чувствовал себя так, будто по нему проехал асфальтовый каток.

День получился в высшей степени необычный. Ему было все равно, что думают о нем чужие фейри и чужие нейтралы, но у них, кажется, сложилось какое-то мнение, и Матвей немного поразмышлял, не могло ли это навредить им с Ассо. Вроде бы нет.

Вновь нахлынуло дежавю. Когда Ассо была у Игната, Матвей вот так же лежал один и боялся. Вообще любовь превратила его в постоянно тревожащееся существо, вроде трясущегося холодца, раньше он таким не был. Даже гордился, бывало, своей объективностью, самообладанием, умением держать себя в руках. Тьфу.

Большой, заслоняющий небо страх за Ассо до сих пор скрывал от него маленький – эгоистический, который Матвей заметил только сейчас: что если Ассо вернется и не будет его любить? Если она забудет его и не вспомнит? Она будет зла, что распорядилась своей жизнью таким образом, станет винить его, что не может уже остаться в мире людей. Сумеет ли он покорить ее снова? Сейчас он знает ее намного лучше, знает, что ей нравится, но если она начнет с того, что это он обрек ее на такую жизнь – ведь у них точно родится ребенок, и этот ребенок не будет чистокровной русалкой, значит, не сможет дышать под водой, а Ассо придется навсегда вернуться в свой мир… и расстаться с ними обоими.

«Какие глупости тебе только лезут в голову, Матвей Анатольевич, – сказал он себе. – Ты сначала жену из беды выручи, потом будешь разбираться с проблемами, если они возникнут».

Пораскинув мозгами, Матвей решил, что этот страх все же не эгоистический. Больше всего его пугало то, что Ассо будет несчастна. Он собирался приложить все усилия, чтобы сделать ее счастливой на протяжении этого года, что им дарован судьбой, каждый день придумывал, как бы ее порадовать, что показать нового, куда отправиться… и высшей наградой для него была ее улыбка, золотые искорки в ее глазах, ее непосредственная реакция – когда она хлопала в ладоши, прыгала, бросалась ему на шею. Или, наоборот, тихо вздыхала, сжимала его руку, прислонялась щекой к его плечу…

Он не мог допустить, чтобы она была несчастна. Просто не мог.

«Все будет хорошо. Мы со всем разберемся. Вместе. Первая задача – сделать так, чтобы мы снова были вместе. А там мы разберемся».

Матвей зажмурился и попытался уснуть, но у него, конечно, не получилось.

И тут в стеклянную дверь балкона постучали. Он с трудом поднялся, обрушив на пол табуретку, еле дотянулся до выключателя.

На балконе стояла маленькая фигурка. Ребенок. Девочка. На вид лет семи-восьми. Как она попала на балкон вообще, на четвертом-то этаже? С соседнего?

Матвей потер лицо руками, чтобы прийти в себя, и отпер ей. Девочка робко вошла и прижалась спиной к балконной двери. У нее были синие волосы. И она была русалкой.

Матвей мимолетно подумал, что она, наверное, похожа на сестренку Ассо. Жена рассказывала, что у Ки зеленые волосы. Видимо, волосы у маленьких русалок под цвет воды или травы и темнеют – или светлеют – лишь у юниц.

Парламентер.

– Ну здравствуй, – сказал он мрачно.

– Здравствуй… те.

Как и все кромешники, она без проблем говорила на любом языке. Правда, голос дрогнул, приветствие вышло с запинкой.

– Тебе чего?

– Н-наши долго обсуждали, как… как нам быть, и мы подумали, что лучше ребенок… что вы ведь не будете брать в заложники ребенка.

Кажется, она и вправду была перепугана. До чего ты докатился, Матвей Анатольевич.

– Погоди.

Он наполнил стакан водой из графина, стоявшего на столе, а потом вылил ее себе на макушку. В голове немного прояснилось. Ну не гады, а? Затряслись и отправили к дракону ребенка, авось подавится. Но каким они видят его?