Георгий Юров - 68 минут

– У тебя ещё инкубационный период и ты почти не заразен, даже для меня. Но со временем превратишься в серьёзную проблему, и поэтому долго тебя держать здесь не будут. По крайней мере, вместе со мной.

– И что со мной сделают? – глухо спросил Игорь; того что он узнал за последние минуты было слишком. Его мозг отказывался верить, но всё происходящее с ним говорило, что это реально.

– А что бы сделал ты с заложенной в центре города атомной бомбой?

– Я бы её обезвредил. Если бы смог. Меня что убьют? – сосед не ответил, вернувшись к чтению. Может, не хотел добивать его окончательно, а возможно просто не знал ответа. Но Игорь не собирался просто так от него отставать:

– Откуда ты всё это знаешь? Всё о чём говорил?

– Я был врачом, вирусологом. Когда-то в прошлой жизни. Окончил аспирантуру, защитил докторскую, а потом увлёкся идеями, противоположными всему чему учился. Я и ещё с десяток моих единомышленников ушли в пустошь, желая доказать, что всё, что нам говорили об апокалипсисе – ерунда. Но реальность оказалось гораздо страшнее, чем даже рассказывали в новостях. И я вернулся. Выжив один из всех.

– Так ты из гетто?! Из этого чёртового гетто?! – с неожиданной злостью воскликнул Игорь. – Так это из-за вас, живущих на этой помойке, начались проблемы в моём городе?

– Этот город и мой. Я в нём родился, как и все мои родственники, – возразил визави, понимая его состояние. – А проблемы начались из-за того, что люди перестали воспринимать опасность пандемии всерьёз, относясь к ней как к чему-то, что может пройти само собой. Но не пройдёт. Поверь мне, человеку, всерьёз занимавшемуся этой проблемой.

– Но почему? Почему я носитель этого штамма? Именно я?

– Я не знаю, – просто ответил отставной врач. – И поверь, не знает никто, откуда это взялось и когда, наконец, закончится. Что бы там ни говорили по этому поводу. Светила науки. Можно лишь строить догадки и если в двух словах касательно твоего случая, то вырисовывается приблизительно такая картина. Подавляемый вакцинами вирус – а вакцина это и есть вирус, только мёртвый – с годами мутировал. Причём мутация началась, думаю во время твоего зачатия. Твои родители выбрали для этого крайне неподходящий момент – они не подходили друг другу по иммунитету и ты родился с врождённой патологией, которая не проявлялась…

– До сегодняшнего дня, – перебил его Игорь.

– Не совсем так. Что-то послужило спусковым крючком, какой то маркер запустивший мутацию. Мутация легла на мутацию. Думаю, это произошло в течение двух трёх недель, самое раннее месяца. Ты молод, здоров. Иммунитет боролся с недугом, пока у него были силы, но теперь всё пойдёт гораздо быстрее. Что-то вроде снежного кома катящегося с горы.

– И сколько мне осталось, прежде чем я стану разорвавшейся атомной бомбой?

– Боюсь, это дело нескольких дней. Самое позднее.

Два, максимум три дня и он превратится в сеятеля смерти, такого себе всадника апокалипсиса, которого будет вполне достаточно, чтобы стереть Москву с лица земли. Город, первым оправившийся от пандемии и уже успевший обрасти солидным жирком. Выросло несколько поколений, для которых вирус это только страшилка из прошлого, железный аркан которым удерживают в уготованных рамках власть имущие. Тот же Путин. Кто знает чьё тело лежит в криокамере? И вот воцарившееся равновесие нарушает он, которому ещё жить да жить. Все кто, так или иначе, столкнётся с ним, обрекают себя на тяжкий выбор, как в русской рулетке. Жить или умереть? Жить или умереть? Жить, погрузив его в долгий сон, когда, наконец, будет найдена вакцина и против этого штамма.

С трудом отдавая себе отчёт, что делает, Игорь рванулся к окну. С неожиданной для себя ловкостью он вскочил на подоконник и, обернувшись, бросил прощальный взгляд на соседа, имени которого так и не узнал. Бывший доктор смотрел на него поверх планшета абсолютно будничным ничего не выражающим взглядом, и если бы сейчас вдруг зевнул, ему стало бы по-настоящему обидно. Но тот просто вернулся к чтению, и тогда развернувшись лицом к трёхсотметровой бездне, Игорь шагнул вперёд, расставив в стороны руки.

Его свободное падение продлилось недолго. Больно ударившись о едва заметную в солнечном свете металлическую сетку, что не давала обледеневшему снегу падать на вход, Землянский стал скатываться в пропасть. С каждым мгновением таяла его решимость расстаться с жизнью, уступая место сволочному инстинкту самосохранения, что вопреки воле разума заставлял пальцы мёртвой хваткой впиваться в подавшуюся под его весом сетку.

Он висел отстранённо глядя на слетевший с ноги кроссовок, что падал, переворачиваясь в воздухе, словно искусный эквилибрист. Проклиная себя за слабость, и с радостью видя, как одетые в скафандры неповоротливые люди лезут к нему на помощь по спущенной из окна верёвочной лестнице.

***

Его не упекли в криогенную камеру, не заточили в одиночке, дистанционно оказывая минимум заботы: город исторгал его, как выдавливают из гнойника свербящую занозу. Покидающий Москву спецсостав стоял на отдельной колее Павелецкого вокзала, готовясь навсегда избавиться от нависшей угрозы.

Перед изгнанием ему дали прощание с семьёй – с родителями, дядьями с жёнами и их детьми. Впрочем, кроме родителей и десятилетнего двоюродного брата ник-то не пришёл. Детей, как и жены у двадцатилетнего Игоря ещё не было и потому, покидать этот мир было не так больно. Своих родственников Землянский безумно любил, но это были люди, за которых он не нёс ответственности. Прощание навсегда была делом не из лёгких и он глядя на самых близких ему людей отчего-то не испытывал ничего, кроме горечи. Игорь смотрел на них сквозь стекло, одетых в чёрные костюмы и траурное платье и видел заезженную сцену из старого фильма, когда семья, близкие друзья и не очень прощаются с усопшим. Один за другим они подходят к гробу, брезгливо касаются губами холодной кожи лба, испытывая душевный трепет от встречи со смертью. Ведь там, в гробу уже не тот, кого они любили и знали, а лишь кусок разлагающейся зловонной плоти. Но он, он был всё ещё жив! Они же видели его лежащим в гробу. Землянский нажал кнопку со своей стороны стекла, и оно стало мутнеть, теряя прозрачность. Он не хотел, чтобы они запомнили его таким.

Игорь не знал, сколько вагонов в составе и есть кто-то в нём ещё кроме него. Он был один в вагоне электрички, уезжая в свой новый мир, своё безрадостное будущее, где возможно не проживёт и дня. Изгнанник старался не думать об этом, по привычке взглянув на часы. То, что он увидел, было невозможно, Игорь закрыл глаза, открыл – но всё осталось ровно так, как и секунды назад.

«Внимание! – гласила приведшая его в ступор, мигающая надпись на табло электронных часов. – Ваша смерть наступит через сорок. Восемь. Минут. Внимание!»