Александр Лонс - Пентакль Соломона. Проза XXI века

Алекс долго изучал меню – кухня, конечно, оказалась не вполне чешская, но хотя отдельные ненормальности все же присутствовали, основные национальные продукты тут имелись во множестве. Обязательный и вездесущий салат с курицей, гренками и беконом здесь почему-то именовался «Цезарь Рудольф II». Зато в горячем меню нашлось место для тех национальных особенностей, что поставили никогда не бывавшего в Чехии Алекса в тупик. Помимо гуся с засахаренными яблоками и картофельными «кнедликами», можно было заказать, например, «Колено вепря». Откуда-то Алекс знал, что данное колено надобно поедать вместе с поджаренной квашеной капустой. А может, он что-то перепутал – и не с капустой, а с картошкой? Другие пункты меню совсем сбивали с толку.

– Ну, а ты вообще-то как? – спросил друга Пухов. – Давай, рассказывай про свое житье-бытье. А заодно подумай, что заказываем.

– Знаешь же про меня все, – ответил Алекс, – так зачем спрашиваешь?

– Ну, одно дело – мессенджеры разные, а другое – реальное общение. Давай, повествуй.

– А что рассказывать, – сдался москвич, продолжая изучать меню. – Работаю в том же институте, сисадмином и вообще главной компьютерной нянькой. Вернее – работал. Практически уволился на прошлой неделе. Пишу вот всякую хрень для души и с целью развлечения. Хотя последнее время с этим небольшие трудности – чего-то ничего не хочется, а вроде как надо. Похоже, у меня настроение начинает постепенно ухудшаться, а это – дурной признак! И ладно бы касалось меня одного. Переживу, в первый раз что ли? Беда в том, что эти мои заморочки каким-то образом отражаются на других людях и мешают им нормально жить. Ну, не то, чтобы очень сильно мешают, но в какой-то мере портят им расположение духа. Неприятно это, и мне лично не нравится. На блогах вот иногда тусуюсь – это такие интернетовские дневники – всякий желающий пишет туда то, что его душа захочет. Периодически я свой дневник удаляю… потом – завожу новый. Когда я вел первый дневник, то писал туда все то, о чем думал, и что у нас на работе происходило прикольного. Просто так, чтобы негатив слить. А потом совершенно случайно узнал, что меня внимательно читает наша бухгалтерия. Это было тяжело, думал даже, что придется искать новую работу… И как они меня запалили? Не знаю даже и, видимо, никогда уже не узнаю этого.

– А кто знает?

– Никто, наверное. Как мне говорил одни старый-престарый профессор: «На пятерку знает Бог, на четверку – я, а с вас и тройки достаточно!» Жаловаться не буду – не на что, хвалится тоже особо нечем. Живу – и все. Начал вот новый проект, сам даже не понимаю зачем. Для отдыха? Какой уж там отдых. Для саморазрядки? Не знаю, это уже что-то сексуальное. Для удовольствия? Эта та самая пресловутая радость творчества, которую в реальности мало кто испытывает, я-то уж точно нет. Ладно, посмотрим, что там получится. Если честно, без понятия, выйдет ли что-нибудь путное из этой затеи.

– Главное – хотеть и верить, чтобы из идеи родилось нечто достойное, – мудро извергнул мысль Пухов.

– Наверное, ты прав. Слушай, а что такое – «Сметанова Полевка?» – спросил Алекс своего друга, круто меняя тему разговора.

– О, просто замечательная вещь – традиционный чешский суп-пюре из картофеля со сливками с консистенцией киселя. В этот суп нарезаны бекон и яйца, причем настолько обильно, что обед на этом вполне можно бы и закончить. – Пояснял Илья, с довольным видом профессора духовной семинарии, страдающего от излишнего чревоугодия. Он просто сиял – здесь, в этом заведении, Пухов явно был частым гостем и чувствовал себя как рыба в воде. – Ничего особо изысканного в этом супе нет, но и никаких изъянов в нем тоже быть не должно. Просто хорошая еда, чтобы как следует наесться и согреться одновременно. Зимой очень полезно. Вообще – самое значительное в данном заведении – объемы порций. Вот если мы сейчас возьмем судака, обжаренного в миндале с острым тыквенным соусом, то он окажется половиной рыбины прехорошего размера. Вкусно – язык откусишь. Здесь вообще все очень качественно приготовлено, из добротных свежих продуктов и практически по-домашнему.

Пухова в ресторане действительно очень хорошо знали. Его, мягко говоря, экстравагантная внешность не вызывала удивления у персонала, да и многие посетители не реагировали сколько-нибудь отрицательно на бородача в мантии. Более того, пока друзья сидели за приготовленным для них столиком, к Илье подходили какие-то люди и уважительно здоровались. На Алекса при этом не обращали никакого внимания, будто рядом его и не существовало вовсе.

– А что значит – «шкубанки с маком и вареньем?» – продолжал интересоваться Алекс.

– Вот действительно забавное блюдо, – обрадовался Илья. – Сие есть десерт. Это такие маленькие оладьи в форме сосисок из нежной картофельной муки. Сверху они посыпаны маком, и их надо макать в варенье. Хочешь заказать? Ну, давай, а то не попробуешь, не узнаешь!

За это время Алекс уже съел полпорции гуся, приступил к «колену вепря» и приканчивал очередную кружку пива.

– Спасибо, но я – пас, а то если все это съем, то точно лопну. А ты был прав: тут действительно приятное местечко. Очень симпатично! По-моему, где-то в Москве я видел какое-то заведение с таким же названием. У них, что, такая сеть ресторанов?

– Нет, этот ресторан никаких филиалов и подразделений не имеет, он такой единственный и уникальный, – веско констатировал Пухов. – Эксклюзив. Ну, что? Потопали?

– А давай еще немножко посидим! Мне здесь чрезвычайно нравится и очень не хочется куда-то уходить.

Алекс всегда считал себя чистым эгоистом и откровенным циником. В свое время он сформулировал для себя немудреную истину, что смысл жизни в самой жизни и в том, чтобы раздражать центр удовольствия в мозгу. Вот так и ничего больше. Ради этого, по его мнению, жили все люди – ибо человек самое эгоистичное существо в известном мире. И если вдруг некто делает кого-то счастливым или доставляет радость ближнему своему, то только потому, что так хочется этому некто. Здесь и сейчас. Таким людям приятно дарить счастье, даже тогда, когда они сами испытывают тот или иной дискомфорт, а те, кому не нравится, счастья другим не приносят. Возможно, и наверняка, вывел такие теоремы не он, а кто-то другой, не суть, главное – для него эти положения были вполне понятны, приемлемы и допустимы.

На подобные мысли ему всегда возражали и приводили множество опровергающих замечаний. И про самопожертвование, и про самоотдачу, и еще про что-то высокодуховное… но он считал эти примеры плохими и неудачными. Самопожертвование, по его мнению, было возможно только в экстремальных ситуациях, когда на мысли о смысле жизни времени уже не оставалось, а самоотдача мало чем отличается от самопожертвования.