Ксения Биличук - Проект Эрешкигаль

Во мне не было кровожадности ни до, ни после отставки. Но не было и сострадания. Чего им всем, свободным в действиях и решениях людям сочувствовать? Сами навертели, пусть сами и разбираются.

И нечего меня в свои детские обидки втягивать. Я свое уже отработала с лихвой.

– А ты совсем освоился, – возвращая и лицу, и голосу непринужденный тон, заметила я. – Уже не делаешь вида, что вокруг тебя враги государства, выведывающие военную тайну ради своей выгоды.

Луншин удивленно посмотрел на меня, на опустевшую кружку, повел носом и иронично хмыкнул:

– А чего мне остается? Здесь я один. Где мои ребята знаю только с ваших слов. Немобилен, безоружен. Да и по вашей информированности ясно, что они все разболтали еще вчера. Патриоты, блин, зеленые. Так что отпираться не вижу смысла. Чем быстрее разберемся, тем быстрее решим, что делать дальше.

– Я и так уже все решила. Сейчас разбужу твоих молодцов, напою чаем, задам направление и дам пинка, чтобы скорее до села добрались. А там есть пьяненький фельдшер с хорошим хирургическим опытом за плечами, он с твоей ногой разберется. Так что в штаб вернетесь без меня, зато подбитыми героями.

– Без вариантов?

– Знаешь, вчера ты мне больше нравился, – ловко забрав кружку из уставших пальцев командира отряда, я снова отправилась к печи.

– Почему?

– Тверже мне показался. Без всяких скромных надежд на простое разрешение проблем.

Говорить про его серьезные глаза и согласие оттяпать ногу мне не хотелось. Раз парень этого не помнит, зачем лишний раз рассказывать. Вдруг еще сам собой загордится?

– А теперь что изменилось? – совершенно спокойно уточнил Луншин, громко ерзая на лавке.

– Если будешь так активно менять позу, обязательно навернешься, – заметила я, выливая остатки воды на кружки, чтобы отмыть их пока на стенках не застыли следы сливок и кофе. – А поднимать тебя и проверять, не разошлись ли швы, мне не хочется. Вдруг еще на одну ночь напроситесь. Так что сиди смирно и жди.

– И чего же мне ждать?

– Своих.

Я выглянула в окно и усмехнулась. Молодцы раненного командира мирно дрыхли в двух палатках, даже не додумавшись выставить дозор на случай, если у меня ночью начнется приступ паранойи или сомнамбулизма с жестокими наклонностями. И не смотря на внушительно поднявшееся солнце, однозначно говорившее о том, что время перевалило за девять часов утра, никто не то что не показался из тряпичного укрытия, но и не проявил хоть какой-то признак бодрствования.

– Они у тебя всегда такие, – я задумалась, пытаясь подобрать правильное, но не обидное слово. – Бесстрашные?

– В каком смысле? – удивленно поинтересовался Луншин, пытаясь вывернуться и поглядеть если и ни в окно, то хотя бы на меня.

– В прямом. Солнце на дворе лупит во все окна. А они спят и даже караула не выставили. Будто в турпоход пошли по тропе юного натуралиста.

Лицо командира посерьезнело, в глазах пробежали мысли о предстоящих карах нерадивому отряду. Ему явно не нравилось то, что он услышал, отчего теперь хотелось подскочить, отправиться во двор и устроить разнос. Вот только кое-что сильно мешало ему в этом.

Я усмехнулась, оперлась о подоконник задом и скрестила руки на груди:

– Могу поспособствовать.

– Чему?

– Быстрому подъему и развивающемуся чувству вины.

Возмущенное выражение на лице сменилось злорадным. Сразу видно – идея пришлась ему по душе.

Немного подумав (скорее для виду, чем серьезно), Луншин согласно кивнул.

– Какое у вас подразделение и номер? – тут же уточнила я.

Командир неохотно ответил:

– Отряд Каппа семь.

– Ну, не Фи пятнадцать, что уже неплохо для их возраста, – последовал равнодушный ответ. И я, оттолкнувшись от подоконника, направилась к двери, прихватив с печи тарелку с лепешками. – Могу приоткрыть окошко для твоего морального удовлетворения.

– Жаль, что не увижу все своими глазами, – благодарно кивнул он и искренне улыбнулся.

Усмехнувшись в ответ, я потянула на себя ближайшее окно и вышла, быстро выскочив на крыльцо. Чего бы человека ни порадовать?

Двор окутывала тишина. Мирная, добрая, привычная для округи. Отчего казалось, что если прикрыть глаза на минуточку, то все вернется на свои места. Исчезнут палатки, капканный бедолага, гора сваляных рюкзаков. На площадке снова появится стол и лавки. Все будет как прежде – одиноко, но душевно.

Жаль, что простым зажмуриванием не вернуть все в привычное русло. Оттого мне оставалось только вздохнуть, рефлекторно вытянуться по струнке, прижать тарелку поближе к диафрагме и поставленным голосом заорать:

– Отряд Каппа семь построиться для вынесения взысканий за нарушение дисциплины и несоблюдение правил в режиме боевой готовности!

В ближайшей к крыльцу палатке послышалось сначала медленное, потом ускоряющееся шевеление. Из-под полога показалась взъерошенная голова Костика, она повернулась влево, потом вправо, застыла, пытаясь понять, что вообще происходит.

Уже переполненная боевым азартом и обещанием порадовать Луншина, я продолжила:

– За каждую минуту опоздания на построение наказание увеличивается вплоть до увольнения со службы без права на восстановление!

Сборы в палатке ускорились. Кто-то дал пинка разведчику и тот вывалился во двор в чем и был – в первом слое. Вслед за ним на улицу, почти одновременно выскочили Витька и Андрей. Последний смачно пнул соседей, которые подали ленивый стон, но предпринимать попытки для быстрого появления на этот свет не стали.

Зато бойцы уже выстроились в шеренгу. Длинноволосый парень успел даже убрать свою шевелюру в конский хвост, одернул тонкую майку, служившую ему чем-то наподобие нижнего белья. На ноги он успел набросить штаны, не застегнув все пуговицы в ширинке. Берцы оказались не зашнурованы. Не хватило времени.

Андрей встал по левое плечо от старшего. Взъерошенный, еще не проснувшийся, но уже оделся в камуфляж, правда без куртки и босой. Отчего поджал пальцы на ногах, стараясь все же не подавать виду, что земля похолодела для подобного экстрима. Достаточно оперативно к нему присоединился Костик, все же не решившийся вернуться в палатку, чтобы одеться и привести себя в порядок. Зато глаза его больше не казались заспанными или растерянными. Тело быстро приходило в тонус, несмотря на жалкий вид и отсутствие чего-то теплого или скрывающего весьма приятный глазу рельеф.

Все трое вытянулись по стойке «смирно» и глядели вперед, в пустоту, ожидая дальнейших распоряжений.

Немного обиженная, что мирные проигнорировали приказ, я раззадорено продолжила:

– Опоздавшие на три минуты и более подлежат немедленному расстрелу без права на апелляцию!

Судя по оживленному шевелению в крайней от меня палатке, слова нашлись верно. А на губах бойцов вдруг заиграла злорадная улыбочка. Видать, эти недисциплинированные засранцы порядком им надоели.