Полина Полежаева - Волны идут

И тут в углу зала он увидел Лору в окружении то печальных, то взбудораженных, то совершенно равнодушных лиц своих подопечных. Она не видела его приближения, и несколько мгновений Глеб наблюдал за ее плавными жестами и медленными движениями губ. Атласная юбка переливалась в свете огней, словно на самом деле была стальной. Получался эдакий святой рыцарь-служитель церкви, оберегающий свою паству.

– Мария, это вы! – вдруг воскликнула Лора, едва завидев старуху. Голос ее сразу изменился, стал куда резче. – Мы уже заволновались! Времени, похоже, совсем немного осталось.

Лора взглянула на Глеба и улыбнулась, будто ждала и точно знала, что он вернется.

– Ну, не очень-то и заволновались! Наша старушка и сама не пропадет, и побрякушки свои не забудет, – раздался голос со странным южным акцентом. Только сейчас Глеб заметил коляску, пристроившуюся в тени за людьми из приюта, и самого Франческо. Тот, видимо, давно за ними наблюдал и таращил на Глеба белесые глаза.

– Ты просто старый болван, если считаешь это побрякушками! – Мария вдруг перешла на очень недурной английский. – И сама не пропала, и товарища Макова привела.

Глеб пожал плечами – сейчас он мог называться как угодно, и собственное имя заботило его меньше всего. Он вдруг понял, что едва держится на ногах.

– Можно я…? – спросил он, указывая на место рядом с Франческо, и почти что рухнул на ящики. На его лоб опустились ледяные пальцы, отчего по шее пробежали мурашки, а во рту появился отвратительный привкус мокрого железа. Тело била мелкая дрожь.

– Надо позвать Эрика, – Лора, наконец, отняла свою холодную, как сама смерть руку, а голос ее донесся до Глеба уже через сонную пелену.

– Не надо, я в порядке, просто немного устал, – пробормотал Глеб, удивляясь, как всего минуту назад умудрялся стоять на ногах.

– Настырный юноша, – скрипнула старуха. – Такая гордость и сводит людей в могилу.

Тот не пытался возразить. Лица и свет поплыли перед его глазами, сливаясь в одно грязное пятно.

Слабые удары по щекам привели его в чувства настолько болезненные, что от них хотелось поскорее провалиться обратно в небытие. Прямо перед его глазами кружила довольно ухоженная борода и задумчиво поджимала тонкие губы.

– Нервное и физическое истощение. Переохлаждение. Множественные ссадины, серьезных травм нет. Температура… Да. Что ж… Компресс, давать как можно больше воды. Ну, и, разумеется, покой, – бормотала борода, оказавшаяся довольно смышленой. Картина становилась все четче и вот к ней прибавилось немолодое лицо, смотревшее на Глеба из-за очков в тонкой золотой оправе.

– И пусть поест немного, если сможет. Через пару дней поставим его на ноги, – мужчина поймал его взгляд, улыбнулся и осторожно потрепал по плечу. – Отдыхайте, друг мой. Теперь вы в безопасности.

– Премного… благодарен… – выдавил Глеб, стараясь скрыть негодование из-за столь беспардонного пробуждения.

Как только обладатель бороды удалился, сверкая очками в свете фонарей, на коленях у Глеба вдруг появились бутылка воды, кусок белого хлеба, неизменная россыпь инжира и небольшой пластиковый контейнер, в котором оказалось нечто наподобие тушеного мяса. Оно почему-то отдавало корицей. Теперь Мария, со всей точностью выполняя указания доктора, пыталась заставить его поесть. Но стоило только Глебу подумать об инжире или почувствовать запах мяса, как организм яростно намекнул ему, что такой эксперимент может плохо закончиться. К огорчению старухи, пришлось ограничиться хлебом и водой, но и этого оказалось достаточно: вскоре Глеб с облегчением почувствовал, как болезненный комок где-то под ребрами ослабляет свою хватку. Он снова проваливался в беспокойный сон, а спутанное сознание все крутило перед ним картины, как маленький мальчик укладывался спать под завывание ветра, летящего с Ла-Манша.

Много раз Глеб приходил в себя. Воздух над ним светился от огней, и тьма терялась в дымке, сбившись под высоким потолком. Вопросы и мысли вспыхивали было в его голове, но тут же таяли в потрескивании свечей. Несколько раз перед его глазами оказывалась Лора, осторожно менявшая холодный компресс, а порой на ее месте появлялась Мария и тихо напевала хорошо знакомые с детства колыбельные. Один раз Глеб проснулся от голосов. Он повернулся под неизвестно откуда взявшимся колючим пледом и увидел обитателей приюта, сбившихся вокруг Лоры в плотный кружок.

– Расскажи, что ты видела? – спрашивала она, сжимая в ладонях бледную руку незнакомой женщины.

– Это лестница, – шептала та в ответ. – Между этажами мы, копошимся, муравьи. Вниз и вверх ступени – будьте осторожны.

Лора со всей серьезностью всматривалась в лицо женщины:

– А что это за ступени, Селина?

– Как на любой лестнице! С одной стороны – выше, с другой – ниже. Но тут важно не упасть! Понимаешь? Не заметишь, и лепешка!

– Что-то мне это не нравится, – тихо подытожил Франческо.

Женщина, говорившая с Лорой, вдруг обернулась, и на лицо ее упал оранжевый керосиновый свет фонаря. На секунду Глебу показалось, что глаза ее, затянутые белой пеленой, невидящим взглядом уперлись в пустоту. Он повернулся на другой бок и сильнее закутался в плед.

Глеб проснулся от звуков, заполнивших церковь. Страшный гул смешался со стонами и плачем, стены словно сотрясались от урагана, бушевавшего снаружи. Плед, мокрый от пота, прилип к телу холодной тряпкой. Глеб поднялся на локтях, обуреваемый одним желанием – уползти, спрятаться, забиться хоть в какую-нибудь щель, только бы не слышать этого дикого рева. Плечо его сжала скрюченная тонкая рука.

– Не бойся, – глаза Марии, окруженные орнаментом морщин, были полны ласки и грусти. – Волны пришли. Но здесь нам ничего не угрожает.

Глеб кивнул, ни на секунду не усомнившись в правдивости услышанного. Из-за болезни, звуков родной речи или страха – неизвестно почему, но он ей верил:

– А стены выдержат?

– Всегда выдерживали. И сейчас не подведут.

– А вот это мы еще посмотрим! Я неоднократно поднимал вопрос о том, не пора ли менять крышу… – пробормотал Франческо и тут же получил пинок от Марии.

– Помолчи, старый брюзга, нашел время…

Как ни странно, Глеб почувствовал, что ему стало намного лучше. Он сел и осмотрелся: большинство людей так и оставались на своих местах, притихшие и напряженные, а вот подопечные Лоры все как один вышли из себя. Одни плакали, уткнувшись ей в плечи, другие жались к стенам, третьи пытались спрятаться за спинами друг у друга. Некоторые же, в том числе и бледная женщина, подняв глаза к потолку, бубнили свои странные и бессмысленные речи.

И тут Глеб почувствовал толчок. От второго с потолка посыпались тонкие лоскуты штукатурки. От третьего затрещали и с леденящим звоном обрушились на пол стекла лопнувших окон. Теперь кричали почти все. По полу покатились потухшие свечи, а вслед за ними полетел и вспыхнул один из керосиновых фонарей.