Шахноза Расулова - Заключенные

В конце собрания было принято решение отложить обсуждение на следующий день.

Уже дома Даниэль вспоминал выступление: реакции людей, гениев в своих областях, их растерянные лица и глаза, полные страха, смотрящие сквозь прожитые ими годы. Начался необратимый процесс зарождения идеи новой жизни. Каков бы ни был исход, избежать распространения этой мысли теперь уже было невозможно.

На следующий день собрание началось с выступления представителя комитета этики – тучного мужчины, напоминавшего скорее обугленную грушу, нежели человека; с залаченными черными волосами. В руках у него была трость, которую он носил для солидности, как, впрочем, и очки с простыми стеклышками, но ни то, ни другое, увы, не придавало ему важности, напротив, вся эта ненужная мишура портила его и без того неуверенный образ.

– Услышанное вчера сначала потрясло меня, как, думаю, и всех собравшихся в этом зале. Обдумав хорошенько вашу речь, господин Даниэль, могу, однако же, сказать, что в этом видении есть свой смысл. Как и любая возникшая в голове человека идея, ваша заслуживает внимания. Тем не менее мы говорим о жизнях всех людей, населяющих Мир, а потому невозможно предугадать, какова будет их реакция, но она точно будет весьма неоднозначна. Есть риск настроить целые галактики друг против друга, и тогда раскол будет неизбежен. Красиво говорить можно сколько угодно, но ответьте мне прежде на один простой вопрос: кто из вас готов к смерти?

В зале вдруг стало настолько тихо, что было слышно, как Даниэль судорожно перебирает принесенные с собой записи. Все молчали то ли от того, что никто действительно не мог ответить, то ли от того, что все пребывали в глубокой задумчивости, да и сам вопрос был скорее риторическим. Этик продолжил.

– Кто может добровольно отдать свою жизнь, пусть не сразу, а через время? Вот в том-то и дело, что все вы, господа, притихли.

Вдруг из зала возразил Даниэль.

– Я готов! Я хочу ощутить все, что должно произойти, что может быть у меня, абсолютно все, что я могу получить взамен бесконечного существования.

Тишина в зале нарушилась, все равно что общий стакан, до краев наполненный водой, дал трещину и жидкость из него непременно начала утекать.

– Почему, Даниэль, вы решили, что наши жизни должны заканчиваться? Кто вам вообще дал право определять, что должно, а что не должно происходить? Почему вы считаете, что можете вершить чужие судьбы?

– Я не считаю, что имею право на чужие жизни, я лишь высказываю свое предложение, но никого не заставляю поступать так, как хочу я. И именно для того, чтобы прийти к общему справедливому решению, мы все сейчас находимся здесь.

На этих словах со своего места подскочил другой этик, молодой, тонкий телом и, как оказалось, такой же тонкий душой юноша. Его большие голубые глаза словно искали помощи, а сам он так спешил к трибуне, что даже запыхался. Казалось, если он не доберется до нее в следующее мгновение, то рухнет бездыханный прямо в зале.

– Я понимаю, что хочет донести до нас господин Даниэль, я также согласен с его предложением изобрести лекарство для преодоления застоя в развитии нашего организма. Но есть одно но – это авантюра, на которую согласится далеко не каждый, ведь никто не знает, пойдет ли все по плану или мы допустим где-то ошибку и вдруг уничтожим жизнь вообще. Возможно, нам не понравится сам результат. Вдруг нас ждет крах надежд и мечтаний? Что если кто-то разочаруется в эксперименте и захочет вернуть себе свое прежнее существование? Что если нет ничего прекрасного в той «продолжающейся», ведущей к концу жизни? И, потом, вы привели пример про потерянную любовь, а как же быть с теми, кто, напротив, живет счастливо и не хочет ничего терять? По сути, ваше предложение – добровольная, постепенная эвтаназия, которая является тяжелейшим преступлением, как вам известно. Все это слишком неоднозначно, если говорить мягко. Слишком много вопросов и сомнений возникает на пути к воплощению ваших планов, господин Даниэль. Можете ли вы не только философствовать, но и предложить нам всем какие-то гарантии? Нет. Гарантий нет. И этот факт напугает многих, если не сказать всех. А не имея всеобщего согласия, ничего сделать нельзя, никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, не говоря уже о жизни всех во Вселенной.

– Я совершенно с вами согласен, – донеслось с первого ряда, – позвольте, меня зовут Себастьян, я представитель школы психологического развития личности. Узнав о проекте, который собираются рассматривать в этот раз, я прилетел из другой галактики с тяжелыми мыслями. Если кто-то заговорил о столь серьезной теме, значит, скоро ее станут обсуждать все. Насколько это опасно, друзья? Ведь каждый истолкует проблемы, поднятые вами, по-своему. Что тогда может начаться в обществе, об этом вы подумали? Я прекрасно понимаю, что на этом собрании мы должны прийти к общему решению: либо разрешить вести разработку так называемого лекарства, либо наложить запрет на какие бы то ни было исследования в подобном направлении. В первом случае нам потребуется многое поменять в людях и не только в физическом плане, но, что важнее, в моральном. Людей надо будет подготовить к кардинальным переменам. И все это значит – сломать мировоззрение не одного отдельно взятого человека, это все равно что заставить всех птиц перестать летать и перейти на шаг… Можете себе такое вообразить? Да плевать, пусть даже можете, но теперь подумайте, как их всех заставить? Всех. Мы не только будем воспринимать все по-другому, но и сами будем другими. Все окружающее нас изменится для того, чтобы потом исчезнуть. Люди обретут новые страхи, в основе которых будет толкование смерти, и, возможно, все эти ваши оставшиеся цвета радуги перекроет один-единственный бескомпромиссный цвет – цвет черного страха перед собственной ограниченностью.

Из зала буквально вырвалось абсолютно противоположное мнение.

– Я не могу больше слушать, как вы, прикрываясь всеми людьми, на самом деле преследуете свои собственные интересы, ведь вы, естественно, думаете о себе, говоря, будто в нас проснется страх перед собственной ограниченностью. Видимо, в вас уже проснулся этот страх, хотя лекарства еще и нет. Не все настолько необъяснимо жадные до жизни. Да, мы живем уже очень долго, и, несмотря на то что не меняемся в физическом плане, развивается наше сознание. То, что процессы старения в нашем организме прекращаются на определенном этапе, скорее ошибка, сбой, аномалия, я убежден, в глубине души это чувствуют все.

Через некоторое время к трибуне вышел ученый из Центра здоровья, высокий, уверенный, казалось, даже уставший от бесполезных споров, знающий истину человек. Он начал ровным, спокойным тоном.