Наиль Выборнов - Княжий сын. Отцовское знамя

Слова, почерпнутые из умных книг вспомнились как нельзя кстати. Теперь оставалось надеяться, что на него они произведут такое же впечатление, как на меня, когда я впервые прочитал их и узнал значение.

– И что же, ты уверен, что боярич при смерти? – даже если мои слова и возымели какое-то действие на собеседника, то он не показал виду.

– Чтобы это понять, лекарем быть не нужно, – пожал я плечами. – Дышит часто и едва-едва, пульс частит, если руку поднести, от него жаром пышет, как от печки, а еще потом исходит.

– А с чего бы ты так его судьбой заинтересовался, Олег? – продолжал спрашивать начальник стражи. – Умрет, и поделом ему. У него ведь руки по локоть в крови. Говорят, что он дружинников княжьих, которых ватаге их захватить удавалось, лично казнил. И не по-людски казнил, кишки выпускал и к дереву привязанными оставлял.

Такого о боярском сыне я еще не слышал. Однако, не факт, что это было правдой, народ склонен преувеличивать зверства тех, кого не любит, а тут еще и в интересах наместника было распускать такие слухи. Характер у Лукича, конечно, был не сахар, это точно, но вот чтобы кишки выпускать, да к деревьям привязанных бросать…

Да и раз уж взялся помогать ему, не отказываться же теперь? Поэтому пришлось, продолжать соревноваться в красноречии.

– Извини, Борис Русланович, но кто мы такие, чтобы его жизни лишать? Я уже стражнику твоему сказал: он, хоть и преступник, но боярич, а, значит, благородной крови человек, не чета нам с тобой. Вот и судить его только князь может. И наше дело – охранять и допрос вести.

Начальник стражи надулся, но промолчал, и тут-то я понял, что попал в самую точку. Так вот какая у него слабая черта: в бояре он метит. Хоть и выбился в большие чины, всей городской стражей командует, но худороден, и это ему покоя не дает. Так-то у него, может быть, и имение не хуже, чем у иного боярина, и денег не меньше, только вот на пирах за наместничьим столом он все равно сидит на одном из дальних мест.

– Лекаря позвали уже, – проворчал Борис. Было видно, что ему не нравится происходящее, но возразить все равно нечего.

Будто нарочно из коридора вновь послышались шаги, и в проеме появился еще один стражник – запыхавшийся, со сбившимся на сторону шлемом, как будто он бежал, не разбирая дороги.

– Привели? – повернувшись, спросил начальник стражи.

– Не может он, Борис Русланович, – ответил стражник с самым виноватым видом.

– Как это не может?! – проревел Борис.

Он явно начинал закипать. Сначала я его пропесочил, а теперь вот еще и один из подчиненных не выполнил приказал. И тут я понял, что в гневе этот великан действительно страшен: он как будто стал выше, и заполнил собой всю камеру. У меня даже дыхание перехватило, настолько жутким стало его лицо.

– Так пьян он сильно, – ответил стражник, втянув голову в плечи. – Вчера машину какую-то испытывал, которая брагу крепче делает, сегодня даже встать не может…

– Водой обливали, чтобы в себя пришел? – спросил Борис Русланович, которому явно становилось все труднее держать себя в руках.

– Обливали, и по щекам били…

– Тогда в темницу его тащите, заприте тут. И не выпускать пока я не скажу, – махнул рукой начальник стражи и снова повернулся ко мне. – Ты, Олег, хвастался, что лекарским делом владеешь? Значит, и лечить боярича тебе, тем более, что ты сам все это затеял. Лекарский припас у тебя есть какой-нибудь?

– Есть, но он на заводной, а она в конюшне при постоялом дворе… – ответил я.

– Тогда отставить. То, что у нашего коновала есть, возьмешь.

– Так это, – я почесал в затылке. – Тут сыро и холодно, даже если я его лечить возьмусь, он все равно умрет. Комната нужна теплая какая-нибудь. Пища хорошая, сытная. И горячая.

– Комнату ему? – на лице Бориса Руслановича снова появилось раздражение, но на этот раз он сумел сдержать себя в руках. – Хорошо, комната так комната. Найдем что-нибудь, – он обернулся к стражникам, так и стоявшим в дверях, и добавил. – Носилки принесите и ремни. Свяжем, тогда и поднимем наверх, в терем, а то пусть и больной он, но злющий ведь.

Орловское городище. Середина весны 55-го года от Последней Войны.

– Лукича на кровать, сундук вынести наружу, – приказал начальник стражи, когда мы добрались до одной из угловых комнат на первом этаже княжьего терема.

Судя по тому, что здесь стояли кровать и сундук, комната принадлежала кому-то из прислуги, а не была какой-нибудь кладовкой. Внутри оказалось достаточно тепло, и даже имелось небольшое окошко для продуха, которое я, тем не менее, попросил закрыть ставнями. Все равно, если уж лечением парня заниматься мне, то проветрить комнату я успею.

Жаль, конечно, что окно было хотя бы не в пару локтей шириной, тогда умыкнуть пленного боярича не представило бы никакого труда. А так, пролезть в высокое, но очень узкое оконце нечего и надеяться. Я бы даже не стал биться о заклад, что смогу попасть в него самострельным болтом с трех десятков шагов.

Борис Русланович всю дорогу ругался, но в конце концов успокоился, только заявил, что комнату постоянно будут охранять два человека, а дверь запрут на ключ. Я заверил его, что боярич все равно сейчас слишком слаб, для попытки побега, он и десяти шагов не сделает, свалится. На самом деле, так оно и было.

Идей, как провернуть побег, у меня не имелось, но я успокаивал себя тем, что уже умудрился вытащить Лукича из темницы. Вот оттуда-то его точно не вызволить было, а так можно что-то придумать: подкупить стражников, опоить, просто избить до потери сознания.

Но главным было то, что лечить парня придется мне, а, значит, у меня имеется возможность поговорить с ним в любой момент.

– Пойдем, Олег, лекарский припас выберешь из запасов нашего лекаря, – обратился ко мне начальник стражи.

– А лекарь местный не разозлится? – спросил я. – Я бы на его месте разозлился бы, если бы кто-нибудь в моих вещах рылся.

– Пусть попробует только, – мрачно посулил Борис Русланович. – Он у меня еще неделю в темнице проведет. Посуди сам, пьянствует посреди бела дня, ну куда такое годится? Да, тебе еще что-то кроме лекарского припаса нужно?

– Одеяла нужны, – ответил я. – Как жар сойдет, боярича в холод бросит. Вода нужна холодная и кипяток, тряпки чистые. И это, его кормили хоть?

Мы с Борисом Руслановичем повернулись к стражнику, которому я до этого угрожал мечом. Тот смущенно потупился, из чего я сделал вывод, что пленного в лучшем случае держали на хлебе и воде.

– Бульон нужен нежирный, из курицы или зайчатины, – заметил я. – Еще хорошо бы меда горячего или молока.

– Может быть, еще вина ему рейнского? – возмущенно осведомился начальник стражи.

– Вина рейнского не надо, – помотал я головой, сделав вид, будто принял его шутку за чистую монету. Тем более, я даже не знал, что это за “рейнское” вино, потому что все вина, которые пробовал до этого, были яблоневыми и вишневыми. – Хмельного ему вообще нельзя. А вот меду с молоком – первое дело.