Джерри Джерико - Голос Бога

Абби мял руками упругую глину и находил это приятным. Обычно до самого вечера он мял её в поисках несовершенств. Но сегодня в честь государственного праздника был укороченный день, поэтому он остановил ленту, когда солнце ещё вовсю припекало. Завтра эти четыре отгульных часа он отработает вместе со всеми. А сейчас начальство отправляло рабочих на праздник.

Посещение праздника было для Абби чем-то вроде прореживания своей глины – он прореживал людей. Рассматривал их лица, слушал разговоры, речи выступающих ораторов и озирал их вычурные наряды. Но не мог заинтересоваться. Как ни старался Абби выискать что-либо любопытное да примечательное, – всё было тщетно. Всё было скучно и тошно. И он поскорее убирался к себе в свою крохотную съёмную квартиру неподалеку от университета, где до самого вечера слушал радио.

В столице Халехайда Фастаре насчитывалось около двух сотен храмов-кайолов. Все они были монументальны и грандиозны, все по форме являли собою идеальный куб, сверкающий гладким мрамором. Эти гигантские кубы были разбросаны по городу, который с высоты и сам представлял своими границами ровный квадрат. С севера квадрат обнимали леса, с запада и востока – две реки. На юге в междуречье простирались поля, по берегам же расположилось множество ферм и деревень.

В центре квадратного Фастара стоял крупнейший куб из всех – кайол Четырёх Сущностей. В отличие от прочих кайолов он имел множество окон, а на крыше его возвышалась конструкция, поддерживаемая массивными металлическими балками – громадный стальной квадрат, из вершин которого во все стороны устремлялись длинные лучи. То был символ Четырёх Сущностей, блестящий, точно зеркало, и днём при свете солнца видимый практически с любой точки города.

Здесь проводились не только службы, привлекающие на праздники толпы людей, но и Всесветный Сонм, где заседали инфидаты во главе со своим до́минусом. А кроме того в кайоле жил и сам доминус с семьёй.

Семейство то было знаменитое и уважаемое, многие поколения его посвятили свои жизни служению в кайоле. Все члены семьи доминуса одевались в совершенно иной манере, нежели остальные граждане Фастара, все они жили в аскетичном быту и своеобразно проводили время. Не было в их распоряжении роскошной пищи и драгоценностей, они не владели землями и не окружали себя пышным убранством жилища и излишествами. Тем не менее, некая отличающая от других вычурность облика уже издалека давала понять, что приближается до́минус-ме́р, родич главы Халедского Кайола и председателя совета Консенсуса.

Праздник же требовал особых приготовлений, и облик доминуса, который по традиции готовился под открытым небом одарить чудесной проповедью свой народ, должен был воистину блистать.

Послушники долго чистили и наглаживали старинное праздничное одеяние доминуса, переходившее от одного главы кайола к другому. Они расправляли объёмные складки, разворачивали шлейфы, подтягивали шнуры, подшивали пуговицы, латали прорехи и подбивали вышивку.

Завершив свой кропотливый труд, послушники водрузили одежды на манекен и покинули гардеробную, чтобы доминус мог торжественно облачиться при помощи своего келейника. Тот был хранителем туалета при кайоле и отвечал за весь гардероб великолепных праздничных нарядов – каждый из них символизировал те или иные явления и события, в честь которых и проводились городские празднества.

Доминус тут же явился в сопровождении своего неторопливого ассистента – пожилой келейник был упитан, скорее даже тучен, и благодаря заплывшим морщинами и отёками глазам неизменно имел заспанный вид. Глава Кайола напротив был высоким плечистым мужчиной лет сорока с развитой мускулатурой и безупречной осанкой. Он был короткострижен и темноволос, лицо его обрамляла такая же тёмная короткая борода. Взгляд его был мягок и весел, и при виде своих диковинных одежд он широко улыбнулся.

– Поистине павлинья расцветка, Толи́с.

Келейник сморщился гармошкой складок на тройном подбородке и щеках и ответил своему господину укоризненной улыбкой.

– Ей-богу, святой доминус, ей-богу!

– Ты решил, что я ругаю свой наряд? – усмехнулся доминус. – Отнюдь. Он – один из моих любимых.

– Отрадно, ваша святость, отрадно.

Толис обошёл манекен со всех сторон, критически осматривая каждую мелочь на великолепном одеянии. В большие окна под высоким потолком бил яркий свет, и в его лучах чудесные перламутровые пуговицы и золотистые нити сверкали, как россыпь алмазов. Доминус в это время сбросил с себя обыкновенную серую мантию с чёрным поясом и остался в длинной полотняной рубахе, чёрных штанах и серых замшевых башмаках без каблуков.

Облачение заняло много времени, ибо втиснуться в столь тяжёлые одежды с множеством элементов было совсем непросто. Толис застегнул многочисленные пуговицы, подвязал шнуры и расправил длинные шлейфы. Не забыл он и разгладить высокий стоячий воротник да затянуть широкий пояс. В конце концов келейник отошёл от доминуса на несколько шагов и, оглядев его с ног до головы, удовлетворённо кивнул. Затем он склонил голову, дотронувшись двумя пальцами до своего лба, и направился к дверям, чтобы распахнуть их перед шествующим священным главой. Тот покинул гардеробную – скудно обставленный зал с мраморным полом, громадным зеркалом и вереницей встроенных в стены шкафов, – и торжественно зашагал к выходу из кайола.

Шелестя по ступеням неимоверно длинным шлейфом, он спустился с широкой лестницы в просторный зал, откуда по коридору прошествовал к главным дверям, которые услужливо распахнули перед ним послушники. Все встречные священнослужители и прочие обитатели кайола кланялись ему, с восторгом любуясь его праздничным обликом. Когда же доминус ступил на крыльцо кайола, выйдя навстречу солнцу и весеннему ветру, фастарцы встретили его всеобщим ликованием – многие почитали за счастливый знак лицезреть исход доминуса из гигантского куба.

Благословляя каждого, на кого падал его чистый взгляд, Доминус медленно сошёл с лестницы и двинулся по улице в одиночестве, блистая невероятно красочным обликом на скудно расцвеченных улицах Фастара. Словно сама весна плыл он по бетонному тротуару – громадными зелёно-голубыми крыльями развевались позади него пятиметровые шлейфы одеяния. Были они расшиты фантастическим узором – цветы и листья переплетались со сложным геометрическим рисунком, многочисленными орнаментами и священными символами. Ткань окутывала его плечи словно обнимающие руки, тяжело нависнув на груди парчовыми складками.

Таких нарядов было не встретить ни на ком, кроме человека его рода занятий, подобные ткани и вовсе не производили для пошива одежды. Фастарцы предпочитали удобный покрой немарких цветов, особая мода была на рабочий костюм, и совершенно беспроигрышным и элегантным вариантом считался комбинезон, какие носили рабочие в цехах. Люди передвигались по городу пешком, на велосипедах и поездах, они спешили по своим делам, умудряясь на ходу перекусывать или рыться в собственных сумках. Разумеется, такой темп жизни не предполагал размеренных шествий с влачащимися подолами. Посему на диковинный облик доминуса глазели многие.