Джерри Джерико - Голос Бога

Все двадцать субстанций вдруг разорвались в клочья – каждая из них состояла из пяти пульсирующих сердец. Сотня сердец этих являла собою вихри частиц, которые постоянно взаимодействовали друг с другом. И надо сказать, друг мой, зрелище то было неизъяснимо завораживающее и величественное. Сердца эти взорвались яростным огнём и распались на миллиарды отдельных частиц каждое. Частицы принялись разрываться и распределяться окрест до самых мельчайших составляющих. После чего раскинувшееся передо мной великолепие с бешеной скоростью свернулось обратно в первоначальный облик сверхмассивной Матери. Так узнал я великую тайну, что всякие боги рождены космосом и являются средоточием всей известной во вселенной информации.

Ты знаешь, милый друг, о моей тяге к поиску какой бы то ни было истины, поэтому не удивишься вовсе, узнав, что мои думы захватила новая загадка, сложнее и грандиознее прежней. Хотелось мне знать теперь, что же породило первоначальный космос, откуда вышли самые первые боги?

Понимал я, что Мать не ведает этого, да и есть ли тот, кто ведает об этом хоть крупицу правды?

Я двинулся дальше по берегу, обдумывая случившееся. Мне было с кем всё это обсудить, ибо у меня немало братьев и сестёр. Все вместе зовёмся мы – иды. Мы дети демиургов, пастыри и строители космоса, неусыпно следящие за миропорядком во вселенной. К примеру, моя величественная сестра – ид Ланиакея, блистательная и колоссальная дочь демиурга Аго, старшая и мудрейшая из нас. Я непременно вознамерился найти её и побеседовать обо всём, что узнал сегодня. Наверняка моя любимая сестра сумеет по достоинству оценить великие секреты, раскрытые мне Матерью.

Однако я гулял, наслаждался пейзажем и пока не собирался прерывать свой променад во имя чего бы то ни было, пусть даже ради разговора с божественной Ланиакеей.

Вскоре я вновь увидел вдали некие фигуры – они были подвижны и с наслаждением плескались в ласковых прибрежных водах цвета алюминия.

«Какой людный пляж» – вероятно пронеслась у тебя в голове мысль, друг мой. Ты даже не подозреваешь, насколько оказался прав! Ведь то и впрямь были отнюдь не демиурги, не иды, не гадкие твари, хищно рыскающие по самым тёмным закоулкам вселенной, не кто-либо ещё облюбовавший космическое пространство, как дом родной. То была плоть и кровь. То были… люди! Разумные люди! На песке была аккуратно разложена их одежда. Сами они с удивлением и восторгом бродили в мутном мелководье.

В великом изумленье я застыл, глядя на них. Неужели человеку удалось победить время? Неужели удалось преодолеть немыслимые для столь жалкого существа расстояния, претерпеть несовместимые с его хрупкой жизнью условия, чтобы очутиться здесь? Чтобы человек – этот пугливый разумный зверёк – мог без страха наслаждаться купанием в самом непостижимом океане вселенной в окружении страшнейших чудовищ?! Поразительно!

Был я столь огромен, что, вероятно, они и не заметили моего присутствия, как сперва не замечаешь ты, друг мой, наползающей на небосвод гигантской тучи.

Я поскорее приобрёл подобающие размеры, дабы не вселять трепет в сердца незнакомцев, и решительно направился к ним.

Оба заметили меня и вышли из воды. Один дружелюбно улыбался, другой же глядел недоверчиво. Их мокрая кожа блестела от мельчайшей розовой пыли, лёгким флёром витающей над водой, тела их были сильны, здоровы и румяны, и, как видно, не знали холодов и невзгод, неизбежно подстерегающих столь хрупких путников в столь дальнем путешествии. Оба они сильно походили друг на друга и были, очевидно, единоутробными братьями. Черноволосые и черноглазые пришельцы вызывали во мне столь явный восторг и приязнь, что оба слегка смутились, держались друг друга и с любопытством разглядывали меня, существо, ещё не виданное ими.

В их взглядах горел живейший интерес, хоть один из них слегка и опасался меня. Второй же был более воодушевлён и первым приветствовал меня.

– Кто ты, дивный человек? – звонко воскликнул он. О демиурги! Какое наслаждение доставило мне это мелодичное восклицание! Прежде я никогда не слышал его. Этот человек был мне совершенно не знаком. Возможно ли это? Ведь через меня проходит каждый звук, родившийся в этой вселенной.

– Не человек, – ответствовал я. – Но Голос. Глас всего сущего. Я пастырь любой мысли во вселенной. Ибо мысль есть голос разума.

Незнакомец весело рассмеялся. Великие боги, как он хорош! Какой великолепный человек!

– Стало быть, ты знаешь, о чём я думаю?

Я покачал головой и расплылся в улыбке. Человек раскинул руки и подбежал ко мне, словно желая объятий.

– Так узнай же! Я позволяю.

Он позволяет! Что за дивное создание! Повстречав столь неведомое и могущественное существо, как я, он без страха позволяет мне проникнуть в свой разум и разузнать всю свою подноготную. И как он вообще смеет мне что-либо позволять? Неужели я нуждаюсь в его разрешении?

Но я действительно нуждался, ибо он был для меня словно властно захлопнутой книгой, зашифрованным ключом, запретным плодом, если угодно. Я тотчас с жадностью оплёл его своими нитями. Мои мерцающие волосы опутали его руки и ноги, окрутили его стан и шею, забрались в нос, глаза и уши, пронизали вены его и устремились вглубь всего его существа, прощупывая мозг и душу.

Он был совершенен. Я ошибался изначально – то были не просто разумные, но уже благоразумные люди, ступившие на следующую ступень эволюции. Им не было нужды торчать на планетах прикованными к земной тверди, они не искали богов и милостей их, любые примитивные человеческие потребности легко ими контролировались, но их самих контролировать не мог уже никто. Не нуждались они и во мне и не боялись меня, я был для них лишь диковинным прохожим, очередной космической забавой. Оба они искали истину. Оба страстно желали раскрыть те же тайны вселенной, что мучили теперь и меня. Я явственно это почувствовал, хоть успел изучить лишь одного из них. Второй меня слегка остерегался и оттолкнул прочь мои нити, не позволив оплести себя и заглянуть себе в душу.

Были они сами по себе, не нуждались в моём покровительстве, да и вообще в моей компании, и сами решали, куда им отправиться, не посвящая в свои планы никого постороннего. Их маршрут остался загадкой и для меня. Хоть я и скрупулёзно порылся в памяти щедрого человека, но всё же лишь в допустимых пределах, и узнал лишь то, что мне позволили узнать.

Потрясение, упоение, смятение!

Никогда прежде не испытывал я столь сильных чувств, никогда прежде не был так восхищён и обескуражен. Этот человек глядел на меня, как на равного себе, не смог и я взглянуть на него свысока и со счастливой улыбкой взирал на него, как на брата своего. От счастья волосы мои, клубившиеся над нами облаком бесконечных нитей, сияли разноцветным огнём и превращали розовый песок в зелёный, синий, фиолетовый, красный. Даже хмурый спутник моего щедрого знакомца залюбовался этим зрелищем.