Михаил Таран - Уроборос. Часть вторая: тень рока

– Поверхностном? С чего ты взял, что оно поверхностное? – не унимался побледневший Монг.

Белый порошок, что попал в рану, превратился в шипящую, пузырящуюся жижу, вызывающую невообразимую боль и жжение.

– Много вопросов, Ваше благородие. У меня три класса образования, я не очень грамотен в таких делах, – ответил Томми.

Размашистыми ловкими и быстрыми движениями он туго забинтовывал рану капрала, от чего складывалось впечатление, что этим он занимается не в первый раз.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – выдохнул Монг, жмуря глаза.

– Уверяю Вас, я в этом ни черта не смыслю, – успокоил Томми, доставая из аптечки какую-то красную пилюлю и протягивая капралу.

– Что это? – не понял Монг, разглядывая пилюлю.

– Анальгетик, – уверенно ответил Томми.

Эзекиль взял таблетку и закинул её в рот. Через десять минут боль и правда притихла, хотя полностью и не прошла. Захотелось спать. Усталость и запредельное переутомление, вместе с красной пилюлей, затянули капрала в вязкое болото дремоты.

Поспать удалось недолго. Полчаса, не больше. Пилюля быстро прекратила своё действие и порезанное плечо вновь начало аккомпанировать раздробленным рёбрам. Проснувшись, наглая боль поспешила разбудить и своего капрала. Всё остальное время, до самого вечера, Эзекиль молча смотрел на танцующее пламя висящего на стене факела. Искр много, а света мало. Желто-оранжевые языки огня дрожали, порождая тем самым причудливые тени. Тени бегали по всему бункеру, словно живые. На секунду Монг почувствовал себя средневековым рыцарем прошлой эпохи. Он представлял, что сидит в древнем замке, где вот-вот начнётся бал. Представлял, как открывается дверь и в окутанный полумраком зал входят гости. Прекрасные дамы в пышных платьях, сопровождаемые статными кавалерами. Воображая, что он тоже танцует и кружится в вальсе с одной из этих дам, капрал мечтательно закрыл глаза.

Но потворствующую разыгравшейся фантазии тишину, нарушил грозный голос толстяка:

– Слышите? По-моему всё.

Сидящие рядом с ним солдаты взволнованно переглянулись. На их лицах появилась тревога, словно кто-то отдал приказ к наступлению. Возившийся со своими вонючими портянками Томми, задумчиво задрал голову. Все жадно вслушивались в тишину. А ведь и, правда! Звуки взрывов, что грохотали всё утро и весь день, наконец-то утихли. Утихли, словно их и не было вовсе.

Капрал задумался. Сколько же солдат погибло в этом наступлении? Сотни? Тысячи? Да и вообще, осталось ли ещё что-то от грозного авангарда, или они единственные из целой армии, кто сумел уцелеть? Если это так, то он и вправду начнёт верить в судьбу.

– Артиллерия заткнулась! Значит, Сигилиус всё-таки отступил, – радостно воскликнул Томми, уставившись на капрала, словно ожидая от него ответной реакции.

Но Эзекиль ничего не ответил. Он по-прежнему разглядывал факел, словно ожидая от него предзнаменования или какого-то другого знака судьбы. Судьбы, вера в которую становилась всё крепче.

– Нужно идти. Сейчас или никогда, – шустро вскочив со скамейки, толстяк направился к дверям.

– Подожди! Если идти, то идти всем вместе, – окликнул его Томми, поднимаясь с пыльного пола.

– Тогда поторапливайся, – злобно бросил один из поравнявшихся с толстяком солдат.

– Ваше благородие, идёмте скорее! – Томми протянул руку обессиленному капралу.

Монг взглянул на него снизу вверх глазами полными усталости и какой-то обречённости.

Поднявшись на ноги, Эзекиль закряхтел от невыносимой боли в груди. Он чувствовал, как хрустят его рёбра. Хрустят при каждом движении, при каждом вдохе.

– Ну что, все готовы? – строго уточнил толстяк, уставившись на капрала, что еле стоял на ногах.

– Вот, оденьте, Ваше благородие. Не весть что, но хоть какая-то защита, – Томми протянул Эзекилю его каску.

Капрал взял каску в руки и тут же вернул её себе на голову.

Толстяк пыхтел от нетерпения и недовольства, явно не желая ждать нерасторопных сослуживцев.

В ту же секунду, откуда-то снаружи, раздался оглушающе громкий голос, по-видимому, доносящийся из громкоговорителя Иерихонской системы оповещения. Голос шипел статическими помехами и здорово искажался, но даже так было понятно, что он принадлежит очень суровому и бескомпромиссному человеку.

– Внимание внешним рубежам! Немедленно ретироваться в твердыню! Обеспечить подачу липтриона в траншеи! – быстро и по-военному лаконично приказал таинственный голос, после чего эфир заполонили помехи, и связь была отключена.

– Это ещё что за нахрен? – в негодовании, тряся винтовкой, спросил толстяк.

– Это громкоговорители, чтобы отдавать приказы и координировать тактику. Очевидно же, разве нет? – ехидно улыбаясь, произнёс Эзекиль.

– Очевидно, что этот козёл приказал им отступить в крепость. Но вот на хрена это делать, когда Сигилиус тоже отступает? И что ещё за липон… лирон… тьфу… – раздосадованный толстяк сплюнул себе под ноги.

– Надо убираться отсюда. Их военачальник слишком не предсказуем, – снимая винтовку с предохранителя, добавил Томми.

– Давно уже пора! – встрял один из стоящих рядом с толстяком солдат.

– Ладно, пошли, – согласился Эзекиль, понимая, что ситуация действительно странная.

Толстяк кивнул и направился к выходу. Подойдя к стальной двери, он рывком дёрнул за ручку. Петли заскрипели и дверь распахнулась. Толстяк уже было хотел выходить, но тут же замер в недоумении.

Прямо за порогом стояло нечто. Высокий силуэт в распахнутом чёрном балахоне, накинутом поверх необычной и хитро устроенной брони. Блестящая серебром броня покрыта замысловатыми клапанами, то и дело стравливающими сжатый воздух. Сеть сочащихся конденсатом трубок, говорила о том, что у этой брони имеется мощная система охлаждения. Лица у силуэта не было, вместо него на толстяка смотрела грозная маска. Маска с массивным, встроенным в неё респиратором и круглыми линзами визоров. Жутковатая маска была частью герметичного шлема, полностью закрывающего голову неведомого незнакомца. Да и вообще, весь его костюм был герметичен. Ни малейшего зазора. Все его элементы и сочленения плотно прилежат друг к другу, полностью изолируя своего хозяина от внешнего мира.

На голове у незнакомца был высокий, остроконечный колпак из плотной чёрной ткани. На колпаке изображена красная христаграмма, что совершенно точно являлась символом жречества. В руках незнакомец сжимал гротескного вида оружие, состоящее из двух линкованных труб. От этого оружия к висящему за спиной металлическому баллону, тянулся гофрированный шланг.

Оцепеневший от неожиданности и ужаса толстяк принялся пятиться назад, не спуская глаз с жуткого гостя.