Любовь Сушко - Геката – богиня ночи. Мифы и сказания

Ей придется догадаться самой.

– Свет, – прошептала она, – как же он мешает оставаться в этом мире спокойной и безмятежной, как в старые добрые времена.

Пан удивленно взглянул на богиню тьмы, – он и подумать не мог, что и она может чувствовать то же самое, что и он. Но с ним-то все понятно. Тьма скрывала его уродства, и позволяла ему хотя бы какое-то время оставаться в покое, пока кто-то на него не натыкался, но она, что же может мешать ей.

– Почему свет тебя мучает? – спрашивал он у Никты.

Ему и на самом деле было интересно понять, что же не устраивает древнюю богиню. Она могла ничего не ответить чудовищу, с какой стати ей говорить с ним, но она все-таки заговорила.

– Свет, которым восхищаются молодые боги, не так хорош, как им кажется, потому что он обнажает все, что можно было так легко скрыть во тьме и жить спокойно, а он вселяет в душу беспокойство.

– Но исчезают страхи, порожденные тьмой, – отвечал Пан.

– Старые исчезают, а новые появляются снова, и на свете они не кажется такими уж безобидными, – стояла на своем богиня.

– Может быть это и так.

– Конечно, так, ничего в нем нет хорошего, – тяжело вздохнула она.

– Не потому ли у многих богов появится страстное желание, избавиться от света, вернуть в этот мир тьму? – вступила в их беседу Афродита. Она оказалась поблизости, и ей надоело оставаться в одиночестве, да и не хотелось больше подслушивать.

– Это так, когда все видно, то ничего нельзя скрыть, недаром сначала была тьма, она все-таки лишала нас многих бед.

Афродита смотрела на нее и явно не верила в то, что говорила древняя богиня. Между ними возник какой-то странный спор, и чтобы разрешить его, Пан стал рассказать о том, как великан Орион подсматривал за тем, как купалась со своими нимфами Артемида.

Афродита усмехнулась, она не только знала эту историю, но и сама была в то время там, потому уж точно не даст Пану соврать.

– И что случилось с беднягой? – спросила Никта, судя по всему, она одна только ничего об этом не ведала.

– Артемида была лишена не только любви, но и обычного сочувствия, – перебила Пана богиня любви, ей показалось, что расскажет он обо всем совсем не так, как ей хотелось бы.

– И что произошло? – с тревогой спросила Никта

– Она велела ослепить Ориона, чтобы не смог он больше на богинь и смертных глазеть, и ты хочешь, чтобы я сочувствовала такой дикарке, и вопреки ее воле мужчины все равно всегда будут смотреть на женскую красоту, не отрываясь, особенно обнаженную красу, – гордо вскинула головку вверх Афродита.

Богиня тьмы поняла, что все самые тревожные и темные ее предчувствия сбываются, не только скрыть ничего нельзя, но еще и новые беды, новые жертвы появятся

– Все еще хуже, чем я могла подумать, – только и сказала она, – но может быть наступит такой день, когда им захочется снова вернуть себе тьму, и я не стану этому противиться.

Эта мысль согрела ее каким-то странным теплом, надежда умирает последней, а может она не умирает никогда.

Но и лик Афродиты и физиономия Пана говорили ей о том, что такое вряд ли когда случится. Вкусившие света, не захотят возвращаться во тьму. Познавшие этот мир, не смогу смириться с тем, что снова от них все укрыто и спрятано.

А между тем, разволновавшись после разговора с богиней тьмы, Афродита отправилась, куда глядят, и внезапно она появилась перед Еленой.

Не надо говорить о том, что Елену Афродита не любила, и не только потому, что та считалась самой прекрасной женой на свете. Но вот ни ума, ни чувств ей явно при этом не досталось, одна только голая, а потому странная красота.

Елена пребывала в каком-то странном молчании, словно бы она хотела отрешиться от всего остального мира, и это Афродита могла поставить ей в вину. Как и то, что она не проявила к богине должного почтения. Но Елену сдвинуть из ее состояния покоя было почти невозможно.

– Ты не хочешь говорить со мной? – не выдержала богиня.

– Почему же, только что тебя так волнует, почему ты здесь, когда больше ничего не происходит.

– Хочу понять и узнать, кого же ты любила на самом деле.

– Тебе это известно лучше, чем мне, Тезея, только афинский царь был мне всегда дорог. Первая любовь самая сильная и бессмертная, а все остальное – только ее тени.

– Может я забыла что-то, но не ты ли вышла замуж за Менелая?

– Я вышла, а что мне оставалось, если Тезей меня никогда не любил, и в Аид от меня сбежал, думаешь легко такое пережить.

– Я думаю, ты знала, что в тебя влюблен муж твоей сестры

– Не знала, иначе бы не вышла за него замуж, зачем мне это.

– А затем, тебе нравится, что мужчины дерутся из-за тебя, и Тезею и Агамемнону ты хотела что-то доказать, и доказательства оказались сокрушительными – они опалили даже богов, и только ты прикинулась снова невинной овечкой.

– Я оказалась самой виноватой из всех, ты не слышала речей царя Приама. Гектора, Андромахи? А не подскажешь, кто толкнул меня в руки Парису, или Гермес все придумал о яблоке, о споре богинь, об обещании подарить Парису самую прекрасную из жен,

– Я сказала не подумавши, я не знала, что он выберет меня

– Ты это прекрасно знала, но у нас же нет дев незамужних, это должна быть я.

– А ты не самая прекрасная. И потом, ты все равно жила с нелюбимым, какая тебе разница Парис или Менелай, кстати, мой избранник моложе и привлекательнее, уж с этим тупым мужланом точно не сравнить.

– Да, а потом можно меня обвинить в том, что началась Троянская война. Не зря же говорится, что лучшая защита – это нападения, ты нападаешь, защищаясь – не в этом ли твоя суть, если бы ты выбрала для себя гармонию, а не войну, то все бы в мире было по-другому, и мне не пришлось бы перед тобой оправдываться.

Как заговорила эта тихоня, пройдет еще немного времени и Афродита окажется виновата во всех белах мира. Никта права, это свет открыл миру ее красоты, и если бы царила тьма, то никто не смог бы отличить Елену от самой безобразной и дряхлой старухи, а теперь, что получается.

Елена опомнилась только тогда, когда богиня исчезла. Она поняла, что это был только сон, какой-то странный сон. Кто такой Парис, почему богиня обвиняет ее в какой-то Троянской войне.

Что бы это значило? Над ее миром, ее браком нависла какая-то страшная опасность, равной которой не было в мире. Но если она все равно не сможет ничего изменить, а Афродита не позволит ей этого сделать, то не стоит и суетиться.

Тезей, о грозный и прекрасный Тезей, зачем она напомнила о тебе даже во сне, ведь это так горько и так страшно, быть навсегда с тобой связанной и никогда больше тебя не узреть. Тут уж точно, что Менелай, что Парис – герой из будущего, никто не спасет и не защитит от первой, сокрушительной любви. Но сколько бед, сколько горечи ей принесет та самая любовь.