Ирина Прис - Мятный виски

Тонкое узкое окошко слабо пропускало солнечный свет. Зеркало в половину стены хранило тени. На столике стояла высокая ваза с увядшими розами. Красные бутончики ссохлись и свесили головки вниз, лишь острые шипы зеленели, напоминая о Марте. Роберт внимательно осмотрел столик: пудреница, кисточки в баночке, прямоугольный сундучок с косметикой. Он выдвинул ящичек – ворох визиток, открыток с любовными признаниями, записок. Среди них Роберт заметил выступающий край пакетика. Он вытащил ящичек и вывалил содержимое на столик. Пакетик с бледно-зелёным порошком оказался наверху. К нему крепилась визитка ночного клуба «Бешеная лошадь». Следователь аккуратно ногтями подцепил и прочитал: «Жду любимая».

– Когда последний раз Марта ходила в ночной клуб?

– Что? – переспросила его Лилия из коридора.

– Когда твоя подруга была в ночном клубе?

– Никогда. Она ненавидела громкую музыку.

Роберт приоткрыл пакет, в гримёрке запахло мятой. «Неужели она была наркоманкой?!» – разочарованно присвистнул следователь, но тут же мысленно одёрнул себя. – «Нет, Марта не была такой. Мало ли что ей могли подарить взбалмошные поклонники. Моя Марта была другой».

Лилия крадучись вошла в гримёрку и встала позади Роберта. Он увидел в зеркале плечо девушки и левую руку. За их спинами раскинулись полупрозрачные сиреневые крылья бабочки, оттенённые по краям изумрудным сиянием. Воздух зазвенел от напряжения. Крылья задрожали, взмах, рука девушки легла на плечо следователя.

– Чего ты хочешь, фея? – спросил Роберт, сморгнув с глаз пелену наваждения.

– Люби меня, – прошептала Лилия. – Люби так, как никогда, не любил никого.

– Ты всего лишь отражение Марты.

Роберт спрятал в карман пакетик с порошком и визитку ночного клуба, вышел из гримёрки, оставив Лилию одну. «Может быть, придёт время, и я поддамся чарам», – подумал следователь. – «Но пока во мне горит тёмное пламя, буду скитаться неприкаянным по земле». Уже на крыльце его догнал Владимир Филимонов, бесцеремонно схватив за рукав пиджака и потянув с силой на себя.

– Постойте, – запыхавшись, выдал он следователю. – Я угощу вас кофе. Здесь недалеко. Ну, чего же вы стоите? Пойдёмте.

Роберт пошёл вслед за режиссёром, они пересекли по пешеходному переходу улицу и оказались перед ресторанчиком «Зорька». Владимир толкнул дверь и скрылся в сумеречном холле. Роберт шагнул следом за ним, попав в аромат обжаренного кофе и орехового сиропа. Через окна, занавешенные мешковиной, свет не просачивался. Зал с низеньким потолком освещался боковыми лампами в красных и жёлтых абажурах, отчего стены, выкрашенные серой краской, казались зловещими. Между столами сновали тоненькие официантки, держа подносы на раскрытой ладони. Их застывшие улыбки походили на восковые маски. Филимонов выбрал столик около окна, сев за него, отдёрнул штору, пустив свет с улицы. Роберт присел на диванчик напротив режиссёра. К ним подскочила девушка и застыла с натянутой улыбкой. Роберт вспомнил официантку из кафе, где обедал, по сравнению с этой девушкой, она выглядела живой.

– Кофе и коньяка, – заказал Владимир, не спрашивая следователя.

Девушка побежала выполнять. Режиссёр откинулся на спинку диванчика, достал из кармана мятую пачку сигарет, выудил одну и зажал губами. Чиркнула спичка, прогорклый аромат серы донёсся до следователя.

– Марта была самой лучшей женщиной, каких я только знал, – после жадной затяжки признался Владимир, отведя взгляд в сторону. – Она разбила моё сердце. Вдребезги. После неё я так и не смог никого полюбить. Женщины превратились в серых мышек. Марта заходила в комнату, и мир вокруг преображался. Только слепой мог не заметить её. Если б она позволила, я бы приполз на коленях, но Марта была гордой и независимой. Никто не смог обуздать её нрав. Несмотря на то, что мы три года назад расстались после бурного романа, я продолжал ревновать. Она же смеялась надо мной и прощала глупые выходки. Вчера Марта отыграла спектакль так, будто он был последним в её жизни. Я сидел в зале и был готов разрыдаться от великолепной игры.

Официантка принесла кофе и пузатый графинчик с двумя рюмками. Владимир плеснул в них коньяк, подтолкнув крайнюю к следователю.

– За прекрасную Марту!

– За Марту! – Роберт опрокинул рюмку, облизал губы, смакуя коньяк, насыщенный оттенками дуба.

– Я любил Марту, – продолжил Владимир, закурив новую сигарету. – Любил до боли в скулах. Любил до дрожи. Я пошёл после спектакля к ней в гримёрку и столкнулся с противным эльфом в сером сюртуке. Он выходил от неё, похотливо потирая ручонки. Я не сдержался и ворвался в гримёрку, и вместо слов благодарности, начал кричать, обзывая продажной девкой. Марта отвесила мне пощёчину. Не обращая внимания на мой гнев, оделась и вышла. Я побежал за ней следом и в ярости кричал – придушу собственными руками. Если б я знал, что это последний раз, когда вижу её живой, то упал бы в ноги и целовал, целовал, целовал.

Время растянулось в сигаретном дыму, стрелки на часах ползли, цепляясь за цифры. Владимир растёкся по диванчику, полуприкрыв глаза. Из кухни в зал приоткрылась дверь, яркая светлая полоса наискосок легла на пол, запахло мятой и виски. На границе тьмы и света заколыхался воздух. Роберт облизал губы, казалось, мгновение, и Марта выскользнет к нему с улыбкой и сигаретой, зажатой между тонких пальцев. Официантка закрыла дверь, спугнув робкий силуэт. Роберт разочарованно поник плечами.

– Ох, Марта, – прошептал Владимир, по скуле скатилась слезинка.

Следователь поднялся с диванчика и вышел из-за стола, не прощаясь с режиссёром, пошёл к выходу.

На улице сгустились сумерки. Он вдохнул полной грудью свежий воздух. От реки потянуло холодом. Роберт отправился домой пешком, не захотев толкаться в переполненном трамвае. Рабочий день завершился, все торопились домой, а он не терпел суеты. Старые деревянные двухэтажные дома выстроились в ряд, их подпирали палисадники с низенькими зубчатыми заборчиками и пожухлыми цветами. Разросшиеся тополя голыми ветвями цеплялись за крышу и дымоход.

Роберт, проходя мимо, невольно заглядывал в светящиеся окна. «Почему в чужие дома так манит?» – подумал он, привстав на цыпочки. Женщина в жёлтом халате и волосами, собранными в пучок на голове, поставила на стол стеклянную вазочку на длинной ножке, наполненную печеньем. На плите надрывался свистом чайник. Из приоткрытой форточки доносился аромат жареной курочки. Роберт отпрянул от окна, когда женщина повернулась лицом к улице. Следователь поторопился домой под урчание желудка. Лавочка около подъезда пустовала, раньше на ней собирались старушки и мыли жильцам дома косточки, но соседка, въехавшая двумя годами ранее, разогнала местных сплетниц, оставив следователя без свежих новостей. Роберт вошёл в подъезд, цепочка грязных собачьих следов тянулась по коридору.