Евгения Кретова - Вершители. Часть 2. Копьё Маары

Дедушка задумался. Казалось, он проговаривал про себя то, что собирался сказать внучке. И точно – заговорил он будто по писаному, тщательно выбирая слова, что, конечно, не ускользнуло от внимания Аякчааны.

– Это заповедные для нас места, – так начал Учур, – раньше сюда вообще только шаманы ходили, и то раз в год, на исходе зимы, чтобы призвать лето… Но потом в эти места пришла цивилизация, здесь открыли полярную станцию, и появились люди, далекие от наших традиций и обычаев. Они ходили, исследовали горы, делали снимки, карты и чертежи, пытаясь измерить то, что вычислению не подлежит…

– Что, например?

– Например, силу этих мест. – Дед Учур усмехнулся. – Вот можно измерить силу улыбки ребенка, увидевшего свою мать? А силу материнской любви можно свести к количеству паскалей или чего там еще? Килограммов? А, как думаешь, внучка?

– Нет, конечно…

– Ну, вот и силу этих мест измерить нельзя. Сколько ни пытайся.

Аякчаана прислушалась: океан ворчливо вторил деду, шептал, ударяясь волнами о камни. Здесь уже вовсю хозяйничала зима. Она явственно чувствовалась в притихших и побелевших от заморозков камнях, прибитом мхе, по которому, будто ледяной великан, уже ступил старик-мороз. Деревянные перила на спуске к вертолетной площадке покрылись прозрачной коркой, а океан, на сколько хватало взгляда, набух и потемнел.

– А что за сила здесь укрывается? – Аякчаана догнала дедушку, пошла рядом с ним.

Дедушка помолчал. Постепенно его шаги стали неторопливы и размеренны. Он шел, заметно наслаждаясь прогулкой, получая удовольствие от каждого шага, а движения его становились все увереннее и сильнее, словно он ежеминутно становился моложе.

– Отцы говорили, – начал он, – что в этих местах сокрыта большая тайна. Тайна не только нашей земли, но и многих народов. Что спрятана она где-то там, в недрах острова. И хранят ее Кигиляхи, Каменные люди. И открыта тайна может быть только единицам.

– Кому, например? Шаманам?

– Не обязательно, – покачал головой Учур. – Это могут быть совершенно разные люди. Кигиляхи сами решают, кто это будет и когда.

Сердце у нее вдруг заколотилось, часто-часто забилось в груди. Он сказал, тайна может открыться любому. Любому. Значит, и ей!

– А что именно это за тайна? О чем она? – Девочка придвинулась к деду, чтобы ненароком не прослушать главного.

Тот покачал головой:

– Мне это неизвестно… Хотя я не раз просил об этом предков, но… видно, не в их это власти.

Тем временем тропинка уводила их все дальше от вертолета. Редкая чахлая растительность вскоре вовсе исчезла. Тропа завершилась непродолжительным и некрутым подъемом, и вот перед Аякчааной показалась выстроившаяся на голой каменистой равнине гряда – цепь гранитных скал, начало которых утопало в океане.

– Кигиляхи, – прошептала Аякчаана, задыхаясь от волнения, от предвкушения чего-то необычайного.

– Дальше ты пойдешь сама, – донесся до нее голос деда.

– Что? – Девочка остановилась, будто сама окаменела.

Дед только покачал головой.

– Каменные люди выбрали тебя. – Он положил ей руки на плечи. – Я же говорил тебе, что Кигиляхи сами решают, кому и когда открыть свою тайну, показать свою силу. И они выбрали тебя.

– Дедушка, – Аякчаана убрала со лба так некстати вылезшую из-под шапки прядь волос, – ты что-то путаешь. Ты помнишь, мы приехали сюда, чтобы сделать обряд для тех людей из Якутска. У них выборы на носу. Им нужна помощь. Ты все-таки шаман. Нам дали вертолет. Я должна тебя сопроводить сюда… И все…

– Мне был сон, – задумчиво произнес Учур. – В нем Кигиляхи велели сегодня привезти тебя к ним. Я их спросил, как я успею, ведь мы живем далеко. На что они ответили, что будут люди, которые помогут. И они доставят тебя сюда в срок. И люди появились. Все как было предречено. Так что это я тебя сопровождаю, а не ты меня. – Он улыбнулся, но, заметив тень сомнения в глазах внучки, снова стал серьезен. – Слушай и запоминай. Ты пойдешь по этой дороге до Первого стража. Он укажет тебе путь дальше. А я тебя буду ждать здесь…

Аякчаана внимательно посмотрела на неровные зубчатые возвышенности вдали.

– И вот что, внучка. Будь осторожна и внимательна. Кигиляхи вызвали тебя, но им и в голову не придет позаботиться о твоей безопасности… Если я буду нужен, просто подумай обо мне. Представь, как я сижу здесь, на тропе, и пью горячий чай из термоса. – Он опустился на камни, сел по-турецки. Лукаво посмотрел на внучкин рюкзак.

Та ахнула, вспомнив про еду, сбросила поклажу с плеч и застыла в нерешительности.

– Зачем я им, дедушка? Ведь я ничего не умею…

Учур посмотрел вдаль, на мрачные гранитные силуэты великанов.

– Я тоже об этом спрашивал. Почему не я? Почему ребенок?

– И что тебе ответили?

Дедушка пожал плечами:

– Копьё Маары мне не подчинится, так сказали духи… – Он помедлил, словно решая, стоит ли продолжать. Положил ладони на плечи внучки, проговорил: – Аякчаана. Ты старшая в роду. Ты станешь наследницей моего дара, о том решил уже давно. Пусть это станет твоим первым уроком. И помни: все, что рядом с тобой, – живое. Все, чего касается солнечный свет, – дышит.

– Я знаю, дедушка Учур. – Аякчаана кивала испуганно, сердце заходилось от волнения, коленки подкашивались. А темные глаза деда все приближались, завораживая и отпечатываясь в памяти.

– Человек силен сознанием того, что он не один. Когда не знаешь, как поступить, – спрашивай у камня. У реки. У ветра. И найдешь ответ.

Аякчаана подняла глаза:

– Дедушка, а вдруг я не справлюсь?

– Справишься. Я верю в тебя, как в продолжение самого себя.

– А что это такое – копьё Маары? Оружие?

Учур задумчиво пожал плечами.

– Они сказали, что проведут тебя к нему. Может, это и есть их тайна? – Он помолчал и повелительно взмахнул рукой: – Все! Иди! Солнце уже высоко, ты можешь опоздать.

Аякчаана сделала несколько неуверенных шагов вперед по направлению к тающей в мутной дымке каменной гряде и обернулась:

– Дедушка, ты меня будешь ждать здесь?

Учур кивнул, указав пальцем в землю под своими ногами:

– Не сдвинусь с этого места, пока ты не вернешься.

Аякчаана кивнула, наблюдая, как дед устраивается, как привычно тянется за трубкой, торопливо придвинула рюкзак с продуктами поближе к деду.

– Тогда оставь это себе, – крикнула она, убегая, и быстро, чтобы не слышать его возражений, умчалась вниз по склону.

Голос шамана еще доносился до нее какое-то время, но по мере приближения к каменным великанам время словно останавливалось и она все глубже погружалась в молочно-белую синеву тумана.

Аякчаана шла не оборачиваясь, и чем больше она приближалась к Кигиляхам, тем плотнее становился туман. Он поднимался с моря, карабкался по рябым камням, струился меж безжизненных стеблей.