Владимир Тормышов - Терапевтические сказки, притчи и басни друидов

Катится голова по земле, а навстречу ей заяц. Видит заяц – катится огромный такой колобок.

И кинулся заяц догонять колобок.

Заяц был какой-то наглый, отъявленный головорез. Бежит, и еще орет благим матом:

– Колобок, Колобок? Я тебя съем!

Догоняет заяц голову дракона, и прыгает на неё.

Тут уж голова дракона офигела. Просто рот открыла от удивления.

В этот открытый рот и попал заяц.

И так эта пища поспособствовала скорейшему заживлению раны, что дракон сам удивился.

Катится голова дракона, по лесу, и песенку поет:

– Я Колобок- Колобок, я от дедушки ушел, и от бабушки ушел, и от зайца ушел.

Прикалывается рептилия. Веселится.

А меж тем пробегал мимо волк. Услышал он знакомую песенку, и как кинется на звук. И как заорет:

– Колобок-Колобок? Я тебя съем!

Тут его голова и проглотила.

Катится голова и думает.

Ну, если все меня называют – Колобок, значит, я Колобок и есть? Я, значит, буду зваться так, как меня зовут! Тем более это в интересах моего пищеварения.

И так эта волчья пища поспособствовала скорейшему заживлению раны, что дракон сам удивился.

Катится голова дракона, по лесу, и песенку поет:

– Я Колобок- Колобок, я от дедушки ушел, и от бабушки ушел, и от зайца ушел, и от волка ушел.

Прикалывается рептилия. Веселится.

А меж тем проходил мимо медведь. Услышал он песню Колобка, и решил съесть хлебобулочное изделие.

Но не тут-то было. Как это ни странно прозвучит, но Колобок съел и медведя.

Ну а чуть позже и лису.

Мораль сей басни такова:

Как бы не назывался дракон, как бы он не выглядел, он все равно останется драконом. Какова бы форма не была, главное не форма, а содержание.

Сценарий басни о бюрократии одобрен министерством пропаганды императора, гонорар выплачен, фильм запущен к производству.

***

Голос сексуального ведущего Нугиева грустно и нараспев произносит:

Мораль вот этой басни,

а может и не басни,

а может не мораль,

а быть напротив…

так что-то там такое…

поймет читатель гневный.

А может быть надменный,

Но все-таки поймет.

Мораль проста и гнусна.

Ты можешь быть умнейшим,

красивейшим и добрейшим.

Но государству будет

На это наплевать.

***

Камера снимает панорамно: дворец, солнце, пальмы, обнаженные девушки несут к дворцу цветы, и портреты властителя.

Крупным планом камера задерживается на груди пятого размера местной Звезды Анны Жриске.

По груди течет пот. С сосков пот капает на асфальт. Анна поет гимн властителю. Обнаженные девушки изображают эстаз. Анна заканчивает петь, распластываясь на асфальте.

Крупно камера снимает бедра, таз, ноги певицы и то, что между ногами.

Боже…

Нет, вы не так поняли – портрет императора.

Камера опять снимает панорамно: дворец, солнце, пальмы, обнаженные девушки несут к дворцу цветы, и портреты властителя. Издалека видна фигура.

Человек приближается ко дворцу.

Дворец большой.

Человек маленький, но умный, гордый, честный и трудолюбивый. Одет неброско, бедно. Но чисто и аккуратно. В глазах его светится немереный интеллект.

Просто мозги чуть не вылезают из щелей.

Единственный вход в помещение охраняется свирепыми охранниками, их всех зовут Гансами. Они страшны и свирепы. Морды их тупы и бестрастны. И они пропускают только людей по имени Юлий.

Человек пытается подкупить стражу, предлагая ей годовой запас куриных окорочков. Стража выставляет вперед чугунные подбородки, и бычится. Стражники не отвергают этого предложения, но и не принимают его, а просто берут человека за нос и начинают выкручивать последний, и выкручивают до тех пор, пока нос не приобретает сходство с шурупом.

Крупный план показывает изувеченный нос и капли крови, капающие оттуда на асфальт. Крови все больше.

Капли капают медленно…

И…

Камера снимает панорамно: дворец, солнце, пальмы, обнаженные девушки несут к дворцу цветы, и портреты властителя.

Крупным планом камера задерживается на груди пятого размера местной Звезды Анны Жриске. По груди течет пот. С сосков пот капает на асфальт. Анна поет гимн властителю. Обнаженные девушки изображают эстаз. Анна заканчивает петь, распластываясь на асфальте. Крупно камера снимает бедра, таз, ноги певицы и то, что между ногами.

Боже…

Нет, вы не так поняли – портрет императора.

Камера переключается на солнце, пустыню, и на человека. Такое впечатление, что тот глухой, да еще слепой на оба глаза. Тогда человек заявляет, что ему совершенно необходимо попасть во дворец, потому что он принес императору свежую перемену подштанников.

Поскольку стража все-таки его не пускает, человек начинает отплясывать чарльстон. Камера снимает панорамно: дворец, солнце, пальмы, обнаженные девушки несут к дворцу цветы, и портреты властителя. Крупным планом камера задерживается на груди пятого размера местной Звезды Анны Жриске. По груди течет пот. С сосков пот капает на асфальт. Анна поет гимн властителю на мотив чарльстона. Анна танцует чарльстон.

Издалека видно человека, принесшего подштанники, который тоже танцует. Обнаженные девушки изображают эстаз. Анна заканчивает петь, распластываясь на асфальте. Крупно камера снимает бедра, таз, ноги певицы и то, что между ногами…

Боже…

Нет, вы не так поняли – портрет императора.

Крупный план показывает окно гарема, и жены властителя все как одна падают без сознания. Танец стражникам нравится, но вскоре они снова мрачнеют, вспомнив о том, как федеральное правительство обошлось с индейцами племени навахо. Человек, запыхавшись, упадает наземь.

Он умирает, так и не повидав императора, да еще и не заплатив компании «Прокат» по улице Осипенко шестьдесят рублей за пианино, которое он в прошлом августе взял у нее напрокат.

Камера снимает панорамно: дворец, солнце, пальмы, обнаженные девушки несут к дворцу цветы, и портреты властителя. Крупным планом камера задерживается на груди пятого размера местной Звезды Анны Жриске. По груди течет пот. С сосков пот капает на асфальт. Анна поет гимн властителю на мотив «Лакримозы» в восточном стиле.

Хор Турецкого с плакатами императора скорбно, но дружно подпевает Анне. Обнаженные девушки изображают эстаз. Анна заканчивает петь, распластываясь на асфальте. Крупно камера снимает бедра, таз, ноги певицы и то, что между ногами…

Боже…

Нет, вы не так поняли – портрет императора.

Голос сексуального ведущего Нугиева бодренько так и со вкусом:

– Мораль вот этой басни,

а может и не басни,

а может не мораль,

а быть напротив…

так что-то там такое…

поймет читатель гневный.

А может быть надменный,

Но все-таки поймет.

Мораль проста и гнусна.